Серия: "Дороги в космос".

"Начало космической эры".
Воспоминания ветеранов ракетно-космической техники и космонавтики.
Выпуск второй. Москва, 1994 г.

Глава 1.
О создании отечественной межконтинентальной баллистической ракеты (МБР) и запусках первых космических объектов на орбиту ИСЗ.
[Абрамов Анатолий Петрович]
[Шабаров Евгений Васильевич]
[Осташев Аркадий Ильич]

Глава 2.
О создании полигона (космодрома) "Байконур".
[Максимов Александр Александрович]

Глава 3.
О создании командно-измерительного комплекса.
[Мозжорин Юрий Александрович]

В этом описании я не хочу давать обобщающей картины начала практического развития отечественной ракетно-космической техники, а приведу только некоторые личные воспоминания, связанные с моей деятельностью, которые в какой-то мере характеризуют этот период времени.

В феврале 1947 года меня отозвали из бригады особого назначения, дислоцировавшейся тогда в г. Зондерсхаузен, в распоряжение отдела кадров Главного артиллерийского управления (ГАУ). Я предполагал, что это явилось результатом моих переговоров в Германии с инженер-полковником Шором Я.Б., заместителем начальника НИИ по научной части, входившим в состав Академии артиллерийских наук, о переводе в эту научную организацию. Однако меня направили старшим инженером в отдел теории полета 4-го Управления ГАУ. Начальником отдела был подполковник Г.А. Тюлин, с которым я работал в 1946 году в Германии, в городе Бляйхероде. Он по своей инициативе и организовал мой перевод. Начальником 4-го Управления ГАУ, занимавшегося тогда заказом ракет дальнего действия, зенитных управляемых ракет и неуправляемых реактивных снарядов, был генерал-майор инженерно-технической службы Андрей Илларионович Соколов, его первым заместителем - инженер-полковник Александр Григорьевич Мрыкин. Отдел теории полета занимался всеми теоретическими вопросами, связанными с разработкой, заказом и эксплуатацией ракетного вооружения. Основными направлениями его деятельности были определение динамики движения ракет дальнего действия, в том числе и зенитных управляемых ракет (ЗУР), расчет таблиц стрельбы, максимальной дальности полета, рассеивания, влияния на полет внешних возмущающих факторов, геодезического, метеорологического обеспечения - с целью установления соответствия разрабатываемых образцов реактивного вооружения тактико-техническим требованиям заказчика. Отдел был небольшой. Вместе со мной, начальником отдела Г.А. Тюлиным, его заместителем инженер-капитаном Невежиным П.Ф. он насчитывал всего шесть человек. В том числе майор Ливартовский В.С., инженер-капитан Новак Л.Б. и капитан Дроздов А.В. При отделе было небольшое расчетное бюро из пяти расчетчиков, возглавляемых очень умной и расторопной расчетчицей С.Г. Миной, прошедшей суровую школу войны. Бюро занималось в основном расчетами траекторий движения ракет дальнего действия, ЗУР и неуправляемых ракетных снарядов и обработкой траекторных, телеметрических измерений. Основным оборудованием были трофейные электрические механические счетные машины "Рейн-металл" и "Мерседес".

В это время отдел вместе с 4-м Управлением участвовал в подготовке перспективного пятилетнего плана фундаментальных научно-исследовательских работ по новой ракетной технике, проект которого был разработан организациями промышленности (в основном НИИ-88) и Академией наук СССР. В перспективный план фундаментальных исследований было включено большое количество научно-исследовательских, проектно-поисковых, опытно-конструкторских работ, охватывающих все возможные направления развития ракет дальнего действия и обеспечивающих его систем и научных исследований. Это были работы по аэродинамике больших скоростей, теплообмену, динамике движения, прочности, устойчивости. Сюда же входили работы по изысканию новых металлических и неметаллических материалов, теплозащитных покрытий, технологии их получения и обработки, исследования возможных топливных пар ракетных двигателей, изучение процессов горения топлива и определение их энергетических и эксплуатационных характеристик.

Рассматривались также вопросы проектирования ракетных двигателей, аппаратуры системы управления, алгоритмы управления полетом, обеспечивающие минимальные ошибки. В плане были предусмотрены работы по созданию различных испытательных стендов, новых оптических, радиотехнических измерительных систем, большого количества измерительных датчиков для определения всевозможных параметров двигателей и ракет в стендовых и летных испытаниях.

К исполнению этой широкой номенклатуры научно-исследовательских работ было привлечено значительное количество отраслевых НИИ, НИИ Академии наук СССР и учебных институтов Высшей школы. По мере расширения объема работ НИИ-88 и входящего в него КБ С.П. Королева расширялся круг задач 4-го Управления ГАУ и нашего отдела теории полета. Все новые предложения и разработки и научно-исследовательские работы, выполняемые конструкторским бюро С.П. Королева и его смежниками, проходили подробное рассмотрение заказчика (4-е Управление ГАУ) и сопровождались всегда обстоятельным заключением с изложением его позиции. В составлении заключений принимал активное участие и наш отдел, выполняя часто головную роль. Необходимо иметь в виду, что решениями правительства к маю 1946 года была создана широкая система организаций и производств, направленных на разработку ракет дальнего действия (РДД) и зенитных управляемых ракет. На базе артиллерийского завода номер 88 был создан головной научно-исследовательский институт по ракетной технике, состоящий из научных и конструкторских отделов и опытного заводя по производству РДД и ЗУР.

Первым директором НИИ-88 был видный организатор артиллерийского производства Герой Соцтруда Л.Р. Гонор. Конструкторских отделов в НИИ-88 было семь. Среди них 3-й отдел по ракетам дальнего действия, руководимый талантливым конструктором, основоположником практической ракетно-космической техники С.П. Королевым. Имелось также три конструкторских отдела по зенитным управляемым ракетам (баллистическим и крылатым) и неуправляемым зенитным ракетным снарядам, а также отдел по ракетным двигателям для ЗУР и другие отделы. Для разработки и производства ракетных двигателей для РДД, систем управления, аппаратуры систем управления, агрегатов наземного оборудования в различных министерствах были созданы специализированные КБ с соответствующими заводами, возглавляемые видными главными конструкторами: В.П. Глушко, В.И. Кузнецовым, М.С. Рязанским, В.П. Барминым и Н.А. Пилюгиным, заложившими основы развития отечественной ракетно-космической техники. На этом общем фоне бурного становления ракетной техники дальнего действия наш отдел осенью 1947 года выполнял малозаметное, но нужное дело. Он практически всем составом, вместе с расчетным бюро принял участие в испытаниях немецких ракет А-4 на Государственном центральном полигоне в Капустином Яре, рассчитывая траектории полета и обрабатывая результаты кинотеодолитных измерений. При этом на полигоне в это время работало практически параллельно два расчетных бюро: от НИИ-88 в спецпоезде № 1 (СП-1) и от заказчика - 4-го Управления ГАУ с усилением его специалистами полигона в спецпоезде № 2 (СП-2). Расчетное бюро разработчиков, как это ни странно, возглавлялось нашим начальником Г.А. Тюлиным, расчетное бюро заказчика - его заместителем П.Ф. Невежиньм. Участие в летных испытаниях и обработке траекторных измерений, а впоследствии и телеметрических, было большой и полезной школой не только для разработчиков, но и для нас - представителей заказчика.

Обработка и анализ результатов измерений, особенно аварийных пусков, позволяли нам вместе с промышленностью определять причины неудач, правильно понимать функционирование всех агрегатов и систем, находить необходимое согласование всех расчетных параметров с действительными и повышать точность и достоверность расчетов летно-технических характеристик ракеты. Начав работать в новой ракетной технике, я все еще испытывал ностальгию по авиации. Было еще сильно желание вернуться в Военно-воздушную академию им. Н.Е. Жуковского и поступить в адъюнктуру. Поэтому в начале 1948 года, договорившись с командованием академии и имея официальный запрос, я обратился с рапортом о переводе меня в академию для поступления в адъюнктуру. Г.А. Тюлин мне отказал. Тогда, набравшись храбрости, я написал рапорт на имя начальника ГАУ Маршала артиллерии Яковлева Н.Д., в котором жаловался, что меня, специалиста-авиационника, используют не по назначению и не отпускают в Военно-воздушную академию для учебы в адъюнктуре. Через неделю меня вызывает Г.А. Тюлин и показывает резолюцию маршала на моем рапорте: "В таких специалистах нуждаемся сами. Учитывая нежелание работать в 4-м Управлении ГАУ, откомандировать в часть!". Мягко улыбаясь, Тюлин продолжал:

- А теперь, друг мой, бери ручку и пиши другую бумагу. В ней укажешь, что рапорт написал в состоянии нервного возбуждения и что согласен работать в 4-м Управлении ГАУ.

- Но ведь резолюция высшего начальства уже имеется, и что это может дать? - спросил я.

- Ты пиши, пиши, дальше - это мое дело. Мы дадим тебе окончить аспирантуру заочно. Пошлем тебя для начала на высшие инженерные курсы при МВТУ им. Н.Э. Баумана с частичным отрывом от производства. Их окончание освободит от сдачи кандидатского минимума. На этом кончилась моя попытка вернуться в авиацию. В дальнейшем я не только не пожалел об этом, но был многократно благодарен судьбе, а вернее Г.А. Тюлину, по подсказке которого по-видимому и была начертана резолюция маршала на рапорте. Это связало мою жизнь с интересной и перспективной техникой.

Постоянные летные испытания ракет Р-1, Р-2 и их модификаций при их отработке и при приеме на вооружение, непрерывные доработки ракет по результатам этих испытаний и доведение их характеристик до соответствия тактико-техническим требованиям, приемка серийных партий по результатам контрольных отстрелов неизмеримо увеличили объем работы нашего отдела. В 1948-1949 годах в отдел пришло новое поколение молодых выпускников из Артиллерийской академии им. Ф.Э. Дзержинского: инженер-майор Ю.И. Воробьев, инженер-капитан А.В. Прохоров, инженер-капитан И.С. Косьминов, инженер-майор И.А. Афонский, инженер-капитан А.А. Максимов. Ушел на повышение начальник отдела Г.А. Тюлин. Он стал зам. начальника НИИ МО по науке. Зам. начальника отдела П.Ф. Невежин перешел в Артиллерийскую академию. Отдел за этот период времени уже приобрел довольно четкие позиции и известный авторитет в определении летно-технических характеристик испытываемых ракет и в анализе аварийных ситуаций.

Руководство отделом после ухода Тюлина и Невежина было доверено мне, имевшему тогда звание инженер-капитана. Следует сказать, что это было сложное время. Ракетная техника только начала развиваться, прошлого опыта не было. Определение летно-технических характеристик ракет при малой статистике и постоянных доработках ракет по результатам испытаний - вещь, как известно, ненадежная. Всегда возможны непредвиденные последствия, которые легко укладываются в рамки недобросовестного подхода и безответственного отношения. Тогда еще властвовал И.В. Сталин, а нашу отрасль курировал лично Л.П. Берия. Поэтому обоснование правильности технических требований, предъявляемых к ракетному оружию и объективной приемке его на вооружение, приобретали особый характер и требовали ответственного подхода. Опыт Великой Отечественной войны и послевоенный период показали, как иногда решались случайные, непроизвольные промахи или неправильное техническое толкование результатов летных испытаний. В качестве таких примеров, лично известных мне, приведу два.

Мой товарищ, инженер-майор А.И. Зайцев, являясь военпредом, рассказывал. В 1941 году после начала войны он принял крупную партию турбореактивных снарядов с жидким наполнением. Отстрел контрольной партии пришелся на сильные морозы. Партия, грубо говоря, завалилась. Больше половины снарядов, потеряв устойчивость, упали на середине дистанции. Была создана специальная комиссия, которая, не найдя подходящих объяснений случившемуся, отобрала из принятой серии 100 снарядов и подвергла их повторной проверке на соответствие техническим условиям. Три снаряда показали небольшое отклонение от технических условий по наполнению. Комиссия вынесла решение: причина - несоответствие принятых снарядов техническим условиям. А.И. Зайцева сразу вызвал к себе в кабинет Маршал Советского Союза Г.И. Кулик, который в то время занимал должность начальника ГАУ. Он с порога в грубой, нецензурной форме начал обвинять его в нарушении условий приемки, приведших к таким серьезным последствиям. Грозил всеми карами, вплоть до расстрела. А.И. Зайцев в конце концов серьезно испугался, но только твердил, что он ничего не нарушал и делал все по инструкции. Наконец, то ли с испугу, то ли от прозрения в критический момент, заявил, что жидкость на морозе застывает, и центр тяжести снаряда смещается к боку. Снаряды поэтому в полете теряют устойчивость, поскольку они стабилизируются вращением. Г.И. Кулик тут же вызвал председателя арткома, доктора технических наук, профессора генерал-майора Сорокина и говорит:

- Этот чудак утверждает, что у снарядов замерзает какой-то центр тяжести и поэтому они не могут летать правильно!

Конечно, эта мысль была высказана в более грубой и красочной форме, считавшейся тогда признаком хорошего командирского языка. Профессор от изумления даже охнул:

- А ведь это абсолютно верно. Просто, как "колумбово яйцо". Как не додумались до этого раньше!

Тут маршал перенес гнев на ученых, которые спят и не ведают, что этого парня после внушения он из кабинета должен был отправить на расстрел. В приемной уже сидит вызванный конвой.

- Я только после выхода из кабинета почувствовал настоящий страх, увидев конвой,- говорил А.И. Зайцев.

Другой пример. Ныне покойный генерал-лейтенант Н.Н. Юрышев рассказывал мне про себя. Он работал в 1942 году ракетным инженером и принимал установки знаменитых "катюш". Их производство приостановилось, так как не было необходимой бронзы для червячных пар механизма подъема направляющих. Долго судили, долго рядили: как быть. Все инженерные силы завода с участием обкома были привлечены к решению этой задачи. Решили проверить: нельзя ли заменить бронзу черным чугуном. Изготовили, испытали - все хорошо. Тогда приняли, и высочайшим решением обкома закрепили эту замену. План по изготовлению пошел. А через месяц Н.Н. Юрышева пригласил "по-тихому" в кабинет его товарищ, подполковник из группы "СМЕРШ", находящийся при заводе:

- Коля, целый полк принятых тобой установок "катюш" при сильном морозе вышел из строя - поломались червячные пары. У тебя менее суток свободного времени. Разберись, найди документы, которые могли бы послужить в твое оправдание. Завтра тебя арестуют. Я думаю, у них не хватит умения и терпения копаться в документах, да они и не знают, что и где искать. Они будут задавать тебе стандартные наводящие вопросы - какой разведке служишь.

Николай Николаевич за вечер разыскал все документы, которые показывали, когда и кто принимал решение, выписал номера дел и страниц, где они хранятся. Обстановка в КГБ сравнительно быстро разрядилась, и он без большого морального ущерба пережил этот случай.

Слушая эти и подобные истории, невольно начинаешь испытывать особое чувство ответственности за правильность технических решений и необходимость внимательного подхода к оценке действительных летно-технических характеристик ракет дальнего действия. Такая ответственность служила источником постоянного напряжения у всех представителей заказчика. Поэтому все результаты испытаний, вероятные причины аварий и принимаемые решения по их устранению внимательно и бурно обсуждались с разработчиком - представителями главных конструкторов и руководством промышленности. Ведь нельзя было по формальным соображениям забраковать ракету и решать задачу чисто статистическими методами путем необоснованного увеличения числа испытаний. Слишком дорого, да и времени на это требуется много. Можно утонуть в повторных испытаниях - это не простые снаряды. Поэтому такие обсуждения занимали зачастую много времени и требовали большой нервной энергии как у главных конструкторов, так и у заказчика, чтобы достичь согласованного решения. Однако, с другой стороны, это способствовало более глубокому и правильному пониманию всех причин и следствий и создавало условия для быстрого и эффективного продвижения вперед ракетной техники. Об этом свидетельствует опыт развития отечественного ракетного дела. Споры, даже самые жаркие, не портили личных взаимоотношений. В моей памяти сохранился случай, который в какой-то мере может служить примером подобного спора.

Закончились летно-конструкторские испытания последнего, уже доведенного варианта ракеты Р-1, подготавливался совместный (промышленности и заказчика) отчет о результатах этих испытаний, который должен служить основой для принятия ее на вооружение. При формулировании вывода о выполнении требований по кучности стрельбы я разошелся во мнении с разработчиком. Представители главного конструктора считали, что поскольку все 10 ракет попали в заданный прямоугольник: ±4Вд и ±4Вб^*, то требования по кучности выполнены. Я же исходил из необходимости удовлетворения требований по статистическим величинам оценок кучности: Вд и Вб, а не из условия попадания в прямоугольник, так как он задан через статистические оценки. В этом случае вероятное отклонение по боку получалось в 1.5 раза хуже, чем по ТТТ.

Наши споры не привели к соглашению, так как каждая сторона исходила из своих интересов. В результате меня пригласил мой старший начальник А.Г. Мрыкин. Он довольно миролюбиво поинтересовался причиной моих возражений и, будучи подготовленным разработчиками, а точнее В.П. Мишиным, что Мозжорин, начитавшись теории вероятности Гаусса и Романовского и мудрствуя лукаво, не признает очевидных вещей, рекомендовал мне еще поработать с промышленниками. О результатах доложить вечером в его номере полигонной гостиницы. Дополнительное обсуждение этого вопроса ничего нового, конечно, не дало. Представители главного конструктора, чувствуя желание А.Г. Мрыкина иметь хорошие результаты испытаний, стали еще более неуступчивыми. Вечером явился к нему с докладом. Он начал сразу с раздражением упрекать меня в формализме, излишнем наукообразии и даже в трусости, рекомендуя мне подписать отчет без замечаний. Надо сказать, внушение он мог делать блестяще, подавляя своей логикой и волей. Недаром все разносы нашего общего начальства оценивались в шутливых разговорах в "миллимрыках". Я, в свою очередь, пытался, но безуспешно, объяснить условность границ прямоугольника 4Вд и 4В6 и связь их с числом пусков. Говорил, что при таком малом количестве испытаний математическое ожидание максимальной величины отклонений будет примерно в 1,8 раза меньше четырех вероятных отклонений, что для оценки кучности правильнее пользоваться статистическими характеристиками: средним квадратическим отклонением или вероятностным отклонением. Однако это вызывало обратную реакцию и расценивалось как стремление запутать простой вопрос и прикрыться формальными научными положениями. В заключение он пообещал уволить меня из аппарата в часть как некомпетентного специалиста. Я тоже не выдержал и заявил раздраженно:

- Товарищ инженер-полковник, допустим, я подпишу отчет. Все довольны, результаты отличные, доклады наверх - победные. А когда артиллеристы начнут планировать операции и считать расход ракет на решение боевой задачи, а они это будут делать с помощью вероятностных отклонений без каких-либо прямоугольников, то получат примерно вдвое больший потребный наряд. Тогда руководство обратится к Вам и спросит, почему Вы, инженер-полковник, приняли ракету на вооружение с худшими характеристиками по кучности и не доложили об этом. И Вы, в свою очередь, предъявите мне серьезные претензии, почему я, зная дело и отвечая за него, не сумел Вас убедить. Поэтому я не подпишу отчета, и Вы можете выгонять меня из управления.

После этого он буквально выставил меня за дверь. Вечером я не был приглашен, как обычно, на заседание Государственной комиссии, на котором обсуждался итоговый отчет. Утром узнаю, что отчет утвержден, но, по настоянию Мрыкина, с выводом, что "характеристики бокового рассеивания несколько повышенные". Как он убедил Госкомиссию и главного конструктора, мне неизвестно. Интересно продолжение.

Мы вернулись в Москву, а через месяц нас потрясло чрезвычайное событие. Маршал артиллерии Яковлев, начальник ГАУ и ряд руководящих работников Министерства обороны и оборонной промышленности арестованы по обвинению: "...за обман партии и правительства, выразившийся в приемке на вооружение недоработанной пушки С60...", экстрактор которой нестабильно выбрасывал гильзу при низких температурах. Все они были осуждены на различные сроки тюремного заключения до 10 лет, несмотря на их военные заслуги. В этот же день меня вызвал А.Г. Мрыкин и обворожительно воркующим голосом сказал:

- Юрий Александрович, а все-таки мы правильно поступили, добившись записи в отчете о повышенном рассеивании ракеты Р-1. Я думаю, не мешает еще раз об этом факте напомнить Лаврентию Павловичу. Подготовьте, пожалуйста, проект такого письма.

Сейчас такие обстоятельства выглядят странно, но тогда приходилось работать в суровой и непрогнозируемой обстановке.

Моя техническая аккуратность и предосторожность не превратились в пугливость. Я смело подписывал документы и заключения, если за ними стояла убедительная техническая аргументация, и не цеплялся за формальности. Например, я давал положительное заключение на приемку серийной партии ракет Р-1, если даже по причине повышенного рассеивания контрольная ракета при отстреле выходила за пределы заданного прямоугольника, и не требовал повторить пуск, как значилось в инструкции. Это нарушение порядка приемки я аргументировал просто. Повышенное рассеивание должно давать 10-15% выхода за прямоугольник по теории. Оной дает эту величину. Повторным пуском кучности принятой партии не улучшить, но израсходуешь только лишнюю ракету. Было и наоборот. Контрольная ракета Р-2, отстреливаемая от серийной партии, попала в заданный квадрат, но я не подписал акта приемки партии, поскольку один из газовых рулей перестал функционировать и встал по потоку, и ракета пролетела нормально. Однако ранее был аналогичный случай. Тогда руль отклонился на упор, и ракета Р-2 потерпела аварию. По этой ракете была определена вероятная причина и приняты соответствующие меры, но, видимо, "лечили" не в том месте. Проведенный по требованию дополнительный анализ по "нормально пролетевшей" ракете позволил точно установить причину и элементарно устранить ее. Из-за резонанса разрушалась струна, управляющая поляризованным реле рулевой машинки.

Вообще работы в период становления ракетной техники было много, работы, как я уже говорил, психологически напряженной. Непрерывно шли испытания, частые продолжительные командировки, разрабатывались новые ракеты, дорабатывались старые, организовывалось серийное производство принятых на вооружение ракет дальнего действия. Подготавливались многочисленные документы по техническим характеристикам разрабатываемых и испытываемых ракет, составлялись заключения на новые проекты ракет, на их доработку, устранение недостатков и усовершенствование отдельных агрегатов, систем и аппаратуры. Внедрялись в производство новые материалы и технологические приемы. Все перечисленные работы легли тяжелым и ответственным бременем на плечи заказчика, военной приемки. Рабочий день в Управлении начинался в 10 часов 30 минут и длился до 24.00 - 0.30, т. е. до конца работы городского транспорта. Тогда считалось невозможным уйти с работы раньше начальника, а начальники дежурили и отслеживали верховного руководителя, который с войны привык работать по ночам. Так все и сидели - вдруг возникнет вопрос и кто-нибудь понадобится.

Конструкторские бюро и заводы тоже работали с удивительным напряжением и эффективностью. Будучи еще малочисленными и не имея опыта в ракетной технике, они с непонятной смелостью и, можно сказать, дерзостью брались за решение принципиально новых технических проблем и решали их.

В 1947 году были произведены первые пуски немецких ракет А-4. В 1948-1949 годы - испытания отечественного варианта этой ракеты (Р-1) различных модификаций. В 1949 году начинаются летные испытания экспериментальной ракеты Р-1 А для отработки элементов новой ракеты Р-2 и в конце года испытания ее первого варианта. В 1950-1951 годах заканчиваются летно-конструкторские испытания вариантов ракет Р-2 с различным составом аппаратуры систем управления. И ракета Р-2 принимается на вооружение. НИИ-88 и КБ С.П. Королева ведут уже широким фронтом проектно-поисковые работы по созданию ракет с большей дальностью полета (ракета Р-3) и ракет дальнего действия на высококипящих компонентах топлива. На базе этих проработок создается первая ракета на высококипящих компонентах топлива Р-11 с дальностью полета ракеты Р-1, но вдвое меньшей массы, а на основе экспериментальной бесстабилизаторной ракеты Р-3Э - боевая ракета Р-5 и Р-5М с дальностью полета 1200 километров.

Одновременно с отработкой боевых ракет дальнего действия на базе ракет Р-1, Р-2, Р-5, Р-11 создаются их модификации для научных исследований верхних слоев атмосферы и космического пространства, для изучения поведения живых организмов в условиях ракетного полета и невесомости. Таких пусков в течение нескольких лет было проведено около семи десятков. Этим создавался серьезный задел, который позволил нашей стране так ошеломляюще и смело стать пионером освоения космоса автоматическими аппаратами и человеком. Сейчас даже трудно представить, как тот, сравнительно небольшой по началу коллектив организаций, возглавляемый С.П. Королевым, дал целый фейерверк новых идей по ракетной и космической технике. И не только дал, но и воплотил их в удивительную реальность, далеко опередив США, которые мы всегда считали недостижимым символом технического могущества.

С А.Г. Мрыкиным у меня сложились хорошие деловые и, я сказал бы, доверительные отношения. Однако они не переросли в дружеские и фамильярные. Во-первых, он никогда не выходил за рамки официальных служебных отношений, определяемых воинской дисциплиной, и стремился постоянно соблюдать определенную дистанцию между начальником и подчиненным. Во-вторых, я хорошо знал его изменчивый характер и высокую требовательность к исполнению служебных обязанностей. В личном плане А.Г. Мрыкин был внимательным и заботливым в отношении к подчиненным, но и чрезмерно строгим и требовательным начальником к малейшим нарушениям. Его разносы подчиненных стали легендой. Однако отходчивость поражала. Так, вечером, делая внушение инженер-полковнику М. Вощину и дойдя до крайнего раздражения, закончил:

- Ночь не буду спать - буду думать, что сделать с Вами завтра! А на следующий день, забыв угрозы и улыбаясь, объявил М. Вощину благодарность за какое-то другое хорошо выполненное дело. Были и в моей практике подобные моменты. Как-то С.П. Королев пожаловался руководству, что его КБ, работая напряженно в течение четырех месяцев, выполнило важную научно-исследовательскую работу, а 4-е Управление ГАУ за три месяца не сумело выдать на нее заключение. Сверху пришло соответствующее возмущение. Мрыкин вызвал меня и начал резко отчитывать за вопиющее безобразие, не давая мне даже вставить слово, что я не ответственный за это заключение. Он так разошелся, что ударил по столу кулаком. Настольная лампа погасла, и мы очутились в полутьме. Он быстро вскочил и устремился ко мне. Я уже ожидал более активных действий с его стороны. Однако мое волнение было напрасным. Он включил верхний свет, так как выключатель находился за моей спиной. Выслушав довольно продолжительную критику, в которой были сомнения в моем служебном соответствии, наличии головы и ума, мне удалось, наконец, вклиниться в разговор и сказать, что в его резолюции головным по заключению написан инженер-полковник А. Дыба. Свою часть я сделал и сдал ему на обобщение. Он посмотрел на резолюцию и, не смутившись, продолжал:

- Мало ли что написано, но в перечне исполнителей Вы стоите первым. Завтра в 12.00 проект заключения должен лежать у меня на столе. Что хотите, то и делайте, хоть ночуйте в Управлении. Идите.

Я взял к себе в комнату машинистку, и за оставшиеся вечер и утро подготовил проект развернутого заключения на 20 страницах. В 12.00 у А.Г. Мрыкина в кабинете было совещание с главными конструкторами. Там был и С.П. Королев. После такой непривычной для меня критики я ровно в 12.00 вошел в его кабинет с заключением. Он раздраженно спросил, на каком основании я врываюсь без его вызова в кабинет и мешаю работать.

- Товарищ генерал. Вы приказали мне в 12.00 положить Вам на стол проект заключения. Вот оно,- ответил я.

Он вдруг преобразился, заулыбался, встал. Подошел ко мне, обнял и, обращаясь к собравшимся промышленникам, начал меня расхваливать:

- Вы не знаете, какой это хороший человек! Как приятно с ним работать. Какие у него замечательные способности и исполнительность. Большое спасибо, мой дорогой! Давайте Ваше заключение и можете идти отдыхать!

Я также знал, что несмотря на отходчивость, его требовательность к делу имеет строгие рамки официальных отношений. Поэтому старался всегда соблюдать их даже по простым техническим вопросам. И это было не напрасно. Были такие случаи, когда они оказались весьма кстати. Например, я не уставал ему устно и письменно докладывать о необходимости установить на серийных ракетах Р-1, предназначенных для контрольных отстрелов от серийных партий, датчики уровней компонентов топлива в баках. Он не обращал на это никакого внимания, тем более, что В.П. Мишин как-то сказал, что Мозжорин пишет диссертацию, и эти датчики ему необходимы для нее. Время шло.

Как-то при контрольных отстрелах серийных ракет Р-1, не долетев до заданной дальности, падают сразу две ракеты. Создается серьезная комиссия по рассмотрению этого чрезвычайного происшествия. Комиссия в заключении отмечает, что недолет может быть результатом трех вероятных причин: недозаправки одним из компонентов топлива, нарушения заданного соотношения компонентов из-за неправильной установки регулятора и, наконец, изменения объема одного из баков в процессе производства. Отсутствие датчиков уровней компонентов топлива в баках не позволяет однозначно установить причину. Это заключение отправили наверх. Вызывает меня А.Г. Мрыкин и задает вопрос:

- Почему у ракеты Р-1 нет датчиков уровней? Обрадованно подтверждаю, что они крайне необходимы, как я уже докладывал.

- Я Вас спрашиваю не о необходимости, а почему они не стоят? Где Ваши официальные доклады? Устных я не признаю.

Я нашел в своем очередном отчете о работе отдела за месяц целую страницу подробного обоснования необходимости их постановки. Он молча прочитал отчет, увидел свою визу на нем, подтверждающую ознакомление.

- Да разве так докладывают?! Об этом кричать надо! Подготовьте срочно обращение к разработчику! - завершил он разговор.

Забегая вперед, скажу, что такие случаи не портили наших хороших взаимоотношений на протяжении всей нашей совместной работы, а она продолжалась ни много, ни мало - 25 лет, у нас были очень хорошие отношения. А.Г. Мрыкин верил мне как специалисту и по-своему любил и уважал, несмотря на возникающие сложные деловые ситуации. Может, даже поэтому и доверял, что считал их проявлением собственного, часто оправдывающегося технического мнения. Даже в сложной для него служебной ситуации, когда была передвижка кадров в Главном управлении ракетного вооружения, и по делу А.Г. Мрыкин должен был занять должность его начальника, командование отдало предпочтение А.А. Васильеву. Он не стал служить под начальством своего бывшего подчиненного и перешел в промышленность, в НИИ-88 моим первым заместителем. В этом я видел доверие ко мне как к человеку.

Вообще, говоря о периоде становления баллистических ракет дальнего действия, нельзя не отметить большую роль в этом процессе А.Г. Мрыкина. Он был незаурядным руководителем в системе заказчика, несмотря на особенности его характера, которые обычно остаются в памяти работающих с ним сотрудников и служат основной темой интересных воспоминаний прошлого времени. Занимаясь вопросами ракетно-минометного вооружения, он был в 1945 году направлен в Германию вместе с С.П. Королевым для изучения немецкой ракетной техники и организации соответствующих работ в заказывающем Управлении Минобороны. Он хорошо разбирался в ракетной технике, всегда конкретно знал состояние дел с отработкой ракет и их агрегатов. Суждения его по всем сложным техническим и производственным вопросам отличались логичностью и убедительностью. Несмотря на то, что он занимал должность заместителя начальника Управления, он был по существу задающим генератором от заказчика в развитии ракетной техники. Обладая высокой требовательностью, осторожностью, А.Г. Мрыкин хорошо понимал возможности и нужды разработчиков и умело находил компромиссные решения. Все его деловые качества снискали ему большое уважение и авторитет у разработчиков и главных конструкторов, и особенно у С.П. Королева. Он оставил заметный след в истории становления и развития отечественной ракетной и ракетно-космической техники и создании ракетного щита Родины.

Работа по созданию новых ракет дальнего действия проходила слаженно и быстро продвигалась вперед, поскольку существовало общее понимание перспектив развития ракетной техники, и высокая требовательность заказчика к разработке новых ракетных комплексов разумно сочеталась с техническими возможностями их реализации. Конечно, решающая роль, генерация новых идей в развитии баллистических ракет дальнего действия принадлежала НИИ-88 и персонально С.П. Королеву и его КБ. Единственным серьезным разногласием с КБ С.П. Королева, по которому шла довольно оживленная и продолжительная дискуссия, был вопрос о перспективности использования высококипящих компонентов топлива для баллистических ракет средней и межконтинентальной дальности. В своих исследованиях КБ С.П. Королева доказывало, что для дальностей порядка 600 километров целесообразно использование компонентов топлива: азотной кислоты с окислами азота и углеводородного горючего. Что же касается больших дальностей полета, вплоть до межконтинентальных, то только жидкий кислород и керосин являются наиболее подходящими и перспективными компонентами в силу своих высоких энергетических характеристик. Мы, в лице заказчика, убежденно доказывали преимущество высококипящих компонентов топлива для обеспечения необходимых эксплуатационных качеств и решения проблем высокой боеготовности и степени защищенности шахтных стартовых комплексов и изъявляли готовность поступиться массовым совершенством ракеты.

Чтобы преодолеть критику в адрес жидкого кислорода, первый заместитель Королева В.П. Мишин проявил по существу чудеса технической изворотливости и устранил большинство эксплуатационных недостатков кипящего жидкого кислорода. Силами своего КБ он разработал всю технологию транспортировки, хранения переохлажденного жидкого кислорода без потерь на испарение и, конечно, использование его в ракете. В завершение этих идей КБ С.П. Королева была разработана и поставлена на вооружение в ограниченном количестве новая межконтинентальная двухступенчатая компактная ракета Р-9 массой порядка 90 тонн. Ракета размещалась в шахтном старте. Переохлажденный жидкий кислород и керосин хранились в специальных подземных хранилищах, и заправка ракеты происходила в считанные минуты.

Однако успехи в создании стратегических ракет дальнего действия на высококипящем окислителе, достигнутые во вновь созданном КБ М.К. Янгеля, предопределили дальнейшие пути развития отечественной ракетной техники. Конструкторское бюро Янгеля, взяв на себя в то время очень сложную задачу и решив вместе со своими смежниками ряд новых проблем по созданию высокоэнергетических двигателей, многолетнему хранению компонентов топлива в баках ракеты, созданию автономной системы управления с необходимыми характеристиками точности, обеспечило себе приоритетные позиции в разработке перспективных межконтинентальных баллистических ракет. А имевшее высокий авторитет конструкторское бюро С.П. Королева также придерживалось тогда мнения о необходимости применения для межконтинентальных ракет системы радиоуправления для обеспечения высокой точности стрельбы, что существенно снижало эксплуатационные характеристики ракет и значительно ослабляло свои позиции в пользу разработок М.К. Янгеля.

Несмотря на то, что с запуском первого ИСЗ центр тяжести деятельности КБ С.П. Королева решительным образом переместился на создание новых образцов ракет-носителей и космических объектов, это КБ не сразу отказалось от ракетной техники. В 60-е годы им выпускается проект глобальной ракеты ГР-1 на базе ракеты Р-9. Она не нашла правительственной поддержки. Этим же КБ создается впервые отечественная межконтинентальная баллистическая ракета РТ-2 на твердом топливе. Ракетные комплексы РТ-2 были приняты на вооружение и поставлены на боевое дежурство в ограниченном количестве. Широкого применения в ту пору эта ракета не нашла, так как существенно уступала по своей эффективности жидкостным межконтинентальным ракетам.

Совпадение воззрений на будущее ракет дальнего действия между разработчиком и заказчиком не исключало частых конфликтных ситуаций, активного обсуждения тех или иных частных технических вопросов, возникающих в процессе разработки и летных испытаний и серийного производства ракет. Однако все они заканчивались единым решением, оптимальным образом сочетающим интересы разработчиков и заказчика.

Интересным, с исторической точки зрения, было решение о создании нового ракетного полигона и выбора его местоположения, который впоследствии стал широко известным космодромом Байконур. Первопричиной явилось создание первой отечественной межконтинентальной ракеты Р-7. В первом варианте ракеты Р-7 применялась тогда система радиоуправления полетом. Два наземных радиопункта системы управления размещались в 250 километрах, симметрично от директрисы стрельбы, и сзади, в 200 километрах от старта. Решение строить стартовую позицию на ГЦП в Капустном Яре столкнулось с неразрешимым препятствием: один из наземных пунктов радиоуправления должен был располагаться в Каспийском море. В связи с этим нашему отделу вместе с полигонным отделом управления поручили по картам подыскать возможные варианты расположения нового ракетного полигона для ракеты Р-7, исходя из максимальной протяженности трассы полета и других очевидных требований. Поле падения головных частей определяла сразу Камчатка.

В качестве возможных регионов посадки нового полигона были рассмотрены Западная Украина, Ставропольский край, районы г. Красноводска у залива Кара-Богаз-Гол и регион Приаралья вблизи ст. Тюра-Там. Два первых варианта хоть и были удобными в отношении трассы и условий обитания личного состава полигона, но отпадали сразу с точки зрения нанесения ущерба народному хозяйству страны. Регион залива Кара-Богаз-Гол хоть и давал некоторый прирост дальности по сравнению с последним вариантом, но порождал сложнейшие проблемы с обеспечением водой, проживания и работы личного состава полигона и приезжающих экспедиций разработчиков из-за довольно сложных климатических условий. Поэтому нами был предложен для дальнейшего обследования и рекогносцировки район станции Тюра-Там. Он был признан удачным по многим требованиям. Климатические условия мало чем отличались от условий ГЦП. После запуска первого искусственного спутника Земли он получил открытое наименование - Байконур. Появление этого названия весьма характерно для того времени. В условиях строжайшей секретности в части местоположения такого полигона необходимо было назвать его район, не раскрывая его дислокации и не говоря заведомую ложь, которая противоречила бы измеряемой зарубежными странами плоскости первого витка орбиты искусственного спутника Земли. Поэтому в качестве района нового ракетного полигона было выбрано небольшое селение Байконур, расположенное впереди по трассе полета. Сейчас эти хитроумные способы соблюдения секретности кажутся сверхнаивными, особенно с появлением космических средств разведки, и могут вызвать лишь улыбки.

В таком напряженном и интересном режиме проходила моя работа в Управлении ГАУ. Однако мое положение в конце 1955 года неожиданно изменилось. Исполнилось мое давнее желание работать в Научно-исследовательском институте ракетных войск. Причем этому способствовало совершенно случайное стечение обстоятельств, не имеющих ничего общего с моим желанием или служебной деятельностью. В 1953 году происходил обмен партийных билетов с проверкой, автобиографических данных. При обмене партийного билета начальника Управления, заместители командующего артиллерией (новое название 4-го Управления ГАУ) генерал-лейтенанта Соколова А.И. начальник политотдела ГАУ полковник Бойко выявил неточность в анкете А.И. Соколова. Отсутствовало документальное подтверждение об окончании то ли Иркутского, то ли Новосибирского железнодорожного института. Полковник Бойко, находясь в нелицеприятных отношениях с А.И. Соколовым, поспешил использовать эти сведения для компрометации последнего. Андрей Илларионович поехал в институт, где он учился, поговорил, вспомнил старые времена и получил официальную справку об окончании института. В связи с надвигающейся войной и изменением служебного положения он не сумел только закончить дипломный проект. Получив эту справку, полковник Бойко попал в неловкое положение, начав кампанию против А.И. Соколова. Он также мчится в тот же институт и требует от руководства предъявления официальных документов, соответствующих окончанию института. При этом он сумел их смертельно напугать ответственностью за лжесвидетельство. В результате он получил другой документ, дезавуирующий ранее выданную справку. Умело владея языком и приемами политаппаратчиков, полковник Бойко добился рассмотрения этого дела с "принципиальных" партийных позиций. А.И. Соколов получил строгий выговор по партийной линии, был освобожден от занимаемой должности и направлен на годичные курсы в Артиллерийскую академию им. Ф.Э. Дзержинского для завершения высшего образования. Начальником УЗКА стал генерал-лейтенант Семенов А.И.

Примерно через год начальник НИИ МО генерал-лейтенант Нестеренко А.И. назначается начальником начинающего строиться нового ракетного полигона в Тюра-Таме. На вакантную должность начальника НИИ ракетных войск приглашается А.Г. Мрыкин. Он любезно приглашает Н.Н. Смирницкого и меня и предлагает перейти вместе с ним на должности начальников комплексов - его заместителей по направлению. Мы дружно и радостно даем согласие. Но обстоятельства меняются. На должность начальника НИИ МО утверждается только что окончивший курсы А.И. Соколов. Генерал Мрыкин остался в УЗКА и затормозил наш переход в институт. В свою очередь А.И. Соколов стал настаивать на переводе, ссылаясь на предыдущее наше согласие и договоренность. С целью решения этого вопроса в новых условиях А.Г. Мрыкин пригласил меня с Н.Н. Смирницким и в присутствии генерала Соколова задал еще раз вопрос, хотим ли мы покинуть Управление, уйти от него в НИИ или желаем остаться работать с ним. При этом формулируя вопрос, он явно выражал свое нежелание нашего перехода. Испытывая крайнее смущение, что пренебрегаю хорошим к себе отношением, я все же изъявил желание заняться конкретной научной деятельностью в НИИ. Н.Н. Смирницкий отказался от перехода в институт. Как он потом мне объяснил, изменить свое решение заставила боязнь, что А.И. Соколов после такой моральной травмы мог потерять свои бойцовские и волевые качества, делавшие его принципиальным и хорошим руководителем, имеющим свою техническую позицию и лицо. Боязнь оказалась неоправданной. Наоборот, в период руководства НИИ МО раскрылись и сформировались способности и талант А.И. Соколова в определении и обосновании перспектив развития стратегического ракетного вооружения и ракетно-космической техники. В конце 1955 года я перешел в НИИ и переехал из Москвы в закрытый жилой городок при институте.

Качественно новый этап в развитии ракет дальнего действия начался, по существу, с 1954 года, когда было принято решение о разработке первой отечественной стратегической межконтинентальной ракеты Р-7. Это решение опиралось на опыт создания ракет Р-1, Р-2 и Р-5М, а также на результаты ряда крупных проектно-поисковых исследований по темам Н-1, Н-2, Н-3 и последующих работ (Т-1 и Т-2), выполненных ОКБ-1, НИИ-88 под техническим руководством С.П. Королева. Темой Н-1 предусматривалась разработка экспериментальной ракеты Р-ЗЭ, создаваемой на базе ракеты Р-2, для проверки бесстабилизаторной схемы и несущей конструкции кислородного бака с целью обеспечения создания впоследствии ракеты Р-3 с дальностью полета 3000 километров. Задача по теме Н-1 была блестяще решена, и на базе экспериментальной ракеты Р-ЗЭ была разработана, испытана и принята на вооружение в 1956 г. первая стратегическая ракета Р-5М с дальностью полета 1200 километров. Исследования по теме Н-2 были направлены на определение конструктивных параметров ракет дальнего действия, использующих в качестве топлива высококипящие компоненты, и выявление областей их рационального использования. Тема Н-3 имела своей целью исследование возможности создания ракет с большой дальностью полета вплоть до межконтинентальной. Особенно важной была тема Н-3. Работы по ней вылились в серьезные исследования возможности создания межконтинентальных баллистических и крылатых ракет. Было показано, что решение этой проблемы необходимо искать в рамках использования двухступенчатой схемы ракеты. С целью более обстоятельного развития результатов указанной работы решением правительства были открыты две новые научно-исследовательские работы: Т-1 и Т-2. В НИР Т-1 предусматривались теоретические и экспериментальные исследования, обеспечивающие разработку управляемой двухступенчатой баллистической ракеты с межконтинентальной дальностью полета. В НИР Т-2 - проведение теоретических и экспериментальных исследований по крылатым ракетам с большой дальностью полета.

Исследования по НИР Т-1 позволили определить облик и конструктивные параметры межконтинентальной баллистической ракеты, положенные в основу опытно-конструкторской работы по ракете Р-7. Это позволило отказаться от промежуточной ракеты Р-3. Проектные исследования по НИР Т-2 также показали возможность создания межконтинентальной крылатой ракеты по схеме: 1-я ступень - ракетные ускорители, 2-я ступень - крылатый летательный автоматический аппарат, движущийся в атмосфере на высоте порядка 20-25 километров со сверхзвуковыми скоростями около 3 М. Система управления автономная с астрокоррекцией, работоспособная в дневное время. Силовая установка - прямоточный воздушно-реактивный двигатель. По результатам научно-исследовательских работ Т-1 и Т-2 правительством было принято решение развивать эти два направления параллельно, поскольку каждое из них требовало решения своих крупных научно-технических проблем и не гарантировало надежного и быстрого их преодоления. Разработка баллистической межконтинентальной ракеты сталкивалась с необходимостью обеспечения надежной теплозащиты головной части от воздействий высоких температур набегающего потока воздуха при входе ее в плотные слои атмосферы и с созданием системы управления на порядок более точной. Разработка крылатой межконтинентальной ракеты требовала создания планера новой конструкции, способного двигаться в верхних слоях атмосферы со сверхзвуковыми скоростями и выдерживать сильный нагрев, разработки прямоточного воздушно-реактивного двигателя и принципиально новой системы автономного управления с астрокоррекцией.

Опытно-конструкторская работа по межконтинентальной баллистической ракете была поручена Госкомитету по оборонной технике (ГКОТ), головная организация - НИИ-88 (ОКБ-1, главный конструктор С.П. Королев), ОКР по крылатой ракете была передана в Госкомитет по авиационной технике (ГКАТ). Судьба с разработкой последней сложилась неудачно. В ГКАТе разработка проекта ракеты была поручена на конкурсных началах двум КБ: С.А. Лавочкина и В.М. Мясищева. Ракеты соответственно носили шифры "Буря" и "Буран". В реализацию был принят проект ракеты "Буря" КБ Лавочкина. Летно-конструкторские испытания проходили с 1957 по 1960 год. Было совершено 18 запусков, и отработка ракетного комплекса была близка к завершению. Однако в 1960 году работы по нему были правительством прекращены. Причиной этому явилось успешное завершение работ по баллистической ракете Р-7 и ее тактико-технические преимущества.

Реализация проекта ракеты Р-7, и в определенной мере ракеты "Буря", дали мощный импульс развитию и расширению конструкторской, исследовательской и производственной базы страны по разработке стратегических межконтинентальных баллистических ракет. Создавались мощные ракетные двигатели, новые конструкционные и теплозащитные материалы, на порядок более точные приборы системы управления, решались сложнейшие вопросы проектного и технологического плана, проводились фундаментальные исследования во многих областях науки и техники, определяющие возможность решения целевой задачи. Это определило темп и высокую квалификацию работ как самих разработчиков с их многочисленной кооперацией, так и заказчика. Создавая баллистическую ракету Р-7, отечественная ракетная промышленность решала эту задачу как бы заново, только на новом техническом уровне. Все проектные решения по конструкции ракеты Р-7, ее двигателям, системе управления, стартовому комплексу и другим системам решались с помощью вновь создаваемых производств, уникальных испытательных стендов, экспериментальных установок, измерительных систем, математических и динамических моделей. Даже испытательный полигон для летно-конструкторской отработки ракеты Р-7 создавался на новом месте. Объем и количество всех звеньев этого творческого коллектива организаций и производств резко увеличились. Существенно возросло участие Министерства обороны в указанных работах. Оно, помимо функций заказчика, стало участвовать в решении конкретных задач, обеспечивающих создание ракеты Р-7. Строительство нового полигона, обслуживание летных испытаний, создание полигонного измерительного комплекса целиком ложится на плечи Минобороны и его научно-исследовательские организации. В связи с этим нашему отделу теории полета наряду с новыми вопросами динамики полета, устойчивости, таблиц стрельбы пришлось заниматься вместе с НИИ МО войск разработкой проекта и реализацией полигонного измерительного комплекса (ПИК). Хоть мы и не разрабатывали и не производили измерительных средств, однако работа по реализации измерительного комплекса была емкой и ответственной задачей. Мы уже отвечали за обоснованность выбора всей системы измерений и ее своевременную реализацию, как смежник С.П. Королева. А он спрашивать умел.

Поскольку указанная деятельность стала, по существу, основным содержанием моей дальнейшей работы, остановлюсь несколько подробнее на создании полигонного измерительного комплекса. Последний в дальнейшем определил важную роль Министерства обороны в развитии отечественной космонавтики и превращении страны в одну из ведущих космических держав.

Опыт летной отработки ракет Р-1, Р-2 и Р-5 на ГЦП показал, что качество телеметрических и траекторных измерений существенным образом определяет сроки летно-конструкторских испытаний и надежность отрабатываемых образцов. Поэтому, проектируя новый полигон для отработки ракеты Р-7 и занимаясь созданием всех его обеспечивающих служб и систем, Министерство обороны обратило особое внимание на оснащенность полигона совершенными измерительными средствами. Это совпадало с желанием и требованием главного конструктора ракеты. Поэтому, разрабатывая проект полигонного измерительного комплекса, мы старались использовать все достижения развивающейся отечественной измерительной техники и заказать новые измерительные средства, отвечающие потребностям летных испытаний межконтинентальных ракет. Проект ПИКа, разработанный НИИ МО, предусматривал создание семи измерительных пунктов, расположенных симметрично вдоль трассы полета ракеты. Их местоположение выбиралось с таким расчетом, чтобы траектория активного участка полета и начало пассивного могли измеряться по трем дальностям, как наиболее точным измерениям. Измерительные пункты оснащались средствами теле- и траекторных измерений, средствами связи и единого времени, автономной энергетикой. На них возводились здания и сооружения, необходимые для эксплуатации указанных средств и проживания личного состава. За основу для траекторных измерений были взяты радиолокационные станции "Бинокль" разработки ОКБ МЭИ (руководители В.А. Котельников, А.Ф. Богомолов), работающие в сантиметровом диапазоне волн по бортовому ответчику "Факел-С", и радиотехническая фазометрическая дециметровая система "Иртыш". Указанные системы измеряли дальности, менее точно - углы и точно - направляющие косинусы, регистрировали данные измерений на пленку. Полная обработка проводилась в вычислительном центре полигона после доставки пленок. Конечно, не отказались мы и от оптических измерении, используемых немцами. Однако вместо их кинотеодолитов были заказаны более совершенные длиннофокусные кинотеодолиты КТ-50 (фокусное расстояние F = 3 м) Красногорского механического завода (главный конструктор Л.Ф. Соболев ) и кинотелескопы КСТ-80 (фокусное расстояние F = 10 м) Ленинградского оптико-механического завода (главный конструктор Нилушков).

Контроль параметров ракеты, ее агрегатов и систем, а также измерение вибраций проводились телеметрическими системами: новой высокоинформативной системой "Трал" разработки ОКБ МЭИ (главный конструктор А.Ф. Богомолов) и системой БРС-1, разработанной НИИ-88 (главный конструктор И.И. Уткин) для измерений быстро меняющихся параметров. Синхронизация всех измерений обеспечивалась аппаратурой системы единого времени (СЕВ) "Бамбук" разработки Ленинградского НИИ-33 МРП (главный конструктор Н.А. Бегун). Оперативная связь всех измерительных пунктов осуществлялась с помощью коротковолновых радиостанций.

Для контроля параметров головной части на нисходящем участке траектории при стрельбе на полную дальность полета ракеты Р-7, которая оканчивалась в акватории Тихого океана, а также измерений параметров ИСЗ на участках орбиты, где происходили важные динамические операции: торможение, корректировки траектории, в 1960 году был создан первый плавучий измерительный комплекс. Он получил название: Тихоокеанская гидрографическая экспедиция ЛН СССР (ТОГЭ-4) и состоял из четырех больших кораблей: "Сибирь", "Сучан", "Сахалин" - измерительных плавучих пунктов и "Чукотка" - связного корабля.

В конце 1955 года, когда еще только были начаты работы по строительству измерительных пунктов ПИКа и шли интенсивные работы по созданию ракеты Р-7, С.П. Королев вышел в правительство с предложением запустить раньше американцев первый геофизический искусственный спутник Земли на будущей ракете Р-7, сроки летных испытаний которой намечались на 1957 год. Это была давняя мечта С.П. Королева, к исполнению которой он давно готовился. Поводом к активным действиям были появившиеся в печати сообщения США о намерении .запустить на специальной ракете-носителе "Авангард" малый американский ИСЗ в очередной геофизический год. С этим предложением С.П. Королева правительство согласилось, хотя в то время никто не представлял себе, как воспримет общественное мнение это событие и во что это выльется.

В январе 1956 года выходит постановление правительства о запуске первого ИСЗ, в котором НИИ МО определяется головным с подключением большой кооперации разработчиков измерительных средств по созданию командно-измерительного комплекса (КИК) для обеспечения полета первого геофизического ИСЗ в 1957 году. Необходимо отметить: когда подготавливался проект этого постановления. Министерство обороны было против возложения на него по аналогии с ПИКом обязанностей разработчика КИКа, ссылаясь на несвойственную ему работу, проводимую в интересах АН СССР. Мне приходилось по заданию руководства подготавливать проекты заключений с "убедительной аргументацией", что создание и эксплуатация измерительных пунктов для обеспечения ИСЗ - это дело прежде всего Академии наук, и никак не Министерства обороны. Ученые и промышленники считали, что только военные могут построить, оснастить и эксплуатировать измерительные пункты, разбросанные по территории Советского Союза в труднодоступных местах за такие короткие сроки. Споры по этому вопросу были продолжительные и горячие, пока их не прекратил Министр обороны Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. Он согласился с доводами промышленников, предвидя в будущем важную роль космоса в обороне страны. И как бы в назидание за участие в спорах меня назначили в НИИ МО, куда я только перешел, техническим руководителем этой работы. Работа была непростой и даже страшной.

Во-первых, невероятно малые сроки, зависящие от внешних обстоятельств, определяемых возможностями США. В случае невыполнения задачи - пустить первыми - должен был быть большой скандал с последствиями. Тут важно не оказаться последним в этой большой и "многодельной" работе. За последнего прячутся все остальные участники и спускают обычно на него всех собак. А последним оказаться было ой как легко! Ведь предстояло доработать существующие и разработать новые измерительные средства, оснастить ими измерительные пункты (ИП), связать их связью с центром управления и обработки информации, ввести их в эксплуатацию. Наконец, найти места посадки этих пунктов, обеспечивающие, с одной стороны - секретность, с другой - удобство связи, снабжение электроэнергией, приемлемые социальные условия обитания личного состава. Надо было скомплектовать воинские части.

Во-вторых, сама техническая сущность работы была новой и очень сложной. Прежде всего для слежения за спутником, управления его полетом и работой бортовой аппаратуры требовалась автоматическая доставка траекторных измерений на тысячекилометровые расстояния в центр управления и совместная обработка их в темпе текущего времени. В то время еще не было отечественных аналогов подобных систем, даже в ПВО. Требовалось найти решение на базе каких-то существующих систем с минимальной их переделкой, которую можно выполнить за год.

В-третьих, предстояло проделать большую организационную работу по вовлечению всех смежников, разработчиков различных средств измерений, аппаратуры обработки и передачи информации в согласованную работу, задав им выполнимые исходные данные. Кроме того, необходимо было отрекогносцировать места расположения ИПов, договориться об их отводе с местными властями, составить строительные проекты и организовать строительство. Наконец, добиться от Генштаба выделения численности, утверждения штатных расписаний с приличными окладами. Последнее было нелегкой задачей, так как приходилось расформировывать строевые подразделения в связи с ограничением численности Советской Армии.

С целью решения этой задачи нужным образом мне приходилось ездить с набором красочных плакатов по различным Управлениям Генерального штаба ВС и подробно в течение полутора-двух часов рассказывать, что такое спутник, почему он не падает на Землю и какие блага от него в будущем может получить Министерство обороны в области связи, разведки, навигации, метеорологии и геодезии. Все военные начальники внимательно, улыбаясь, слушали, задавали скептические, а порой и шутливые вопросы. Было видно, что они считали это далекой, полуфантастической перспективой.

Однако, несмотря на это, помогали, и очень быстро удалось решить все организационные вопросы о формировании необходимых малых подразделений с начальниками в воинских званиях инженер-полковник и генерал-лейтенант инженерно-технической службы и с необходимым обеспечением.

Сейчас даже кажется невероятным, что все работы по созданию КИКа были выполнены практически в срок: с небольшим опозданием, не выходящим за опоздание главного исполнителя.

При разработке проекта пришлось отказаться от метода определения орбиты по совместным измерениям трех дальностей, так как это требовало большого количества ИПов. Учитывая, что спутник движется в точно определенном гравитационном поле Земли, были разработаны математические методы определения параметров его орбиты по измерению одной только дальности или радиальной скорости с каждого ИПа. Это резко сократило количество пунктов. Для обеспечения полета первого ИСЗ было решено использовать семь измерительных пунктов, расположенных в различных районах страны: Тюра-Там, Макат, Сары-Шаган, Енисейск, Искуп, Елизово, Ключи. Позднее для обеспечения хороших окладов и званий пункты стали именоваться научно-измерительными пунктами (НИП). Все измерения с этих пунктов должны были поступать в координационно-вычислительный центр (КВЦ), который создавался в НИИ ракетных войск. КВЦ управлял также всей оперативной работой НИПов. За основу траекторных измерительных средств были взяты радиолокационные станции "Бинокль", доработанные в части увеличения дальности, расширения зоны автопоиска и, главное, автоматического съема результатов измерений в двоичном коде. Эти станции, как и все другие доработанные системы, получили дополнительный индекс "Д", что означало их связь со спутником, который именовался для секретности "Объект Д". ("Бинокль-Д", "Трал-Д", "Иртыш-Д", "Бамбук-Д"). Хоть и не удалось решить проблему автоматического съема результатов измерений с системы "Иртыш", обеспечивающей фазовым методом точное измерение углов на объект, в КИК была включена несколько доработанная для работы по спутнику станция "Иртыш-Д". Предполагалось, что ее измерения могут оказаться полезными для последующего анализа параметров орбиты и их вариаций. С целью страховки надежности поиска радиолокационной станцией "Бинокль-Д" спутника использовалась также простейшая радиолокационная станция "СОН-2Д" с широким сектором обзора, но малой точностью. Впоследствии от них отказались, так как система автопоиска станции "Бинокль-Д" надежно обнаруживала спутник.

Траекторную информацию было решено передавать в штатном телеграфном режиме в виде двоичных кодовых посылок с использованием существующих средств проводной- и радиосвязи, а методические ошибки за счет редкого съема показаний исключать при обработке измерений. Шестидесятиразрядная кодограмма содержала в себе код НИПа, результат траекторных измерений, время этого измерения (привязанное к шкале всемирного времени), а также кодовые знаки Хемминга, позволяющие устранять одиночную ошибку кодограммы при передаче или исключать измерение из обработки при двух и более ошибках.

Чтобы обеспечить связь локаторов "Бинокль-Д" с линиями связи ОКБ Ленинградского политехнического института (главный конструктор Т.Н. Соколов), была разработана совершенно новая и оригинальная система - преобразующее осредняющее запоминающее устройство (ПОЗУ). Оно осредняло 128 измерений в секунду с локатора, привязывало их к всемирному времени, формировало кодограмму и в темпе времени выдавало в линии связи. Одновременно результаты измерений записывались на магнитную ленту на случай пропадания связи и для повторной выдачи. Все линии связи с НИПами (измерительной, оперативной и циркулярной) сходились в узле связи КВЦ. Разработка проекта системы связи и его реализация проводилась НИИ связи Министерства обороны с широким использованием существующих каналов связи и созданием дополнительно необходимых связных каналов. Для автоматического приема траекторией информации в виде больших кодограмм Московский завод САМ (главный конструктор Александров) разработал также новую аппаратуру - полуавтоматическое устройство ввода данных (ПУВД), которое набивало кодограммы на перфокартах электронно-вычислительных машин (ЭВМ) типа М-20. Тогда еще это были первые, самые современные ЭВМ, обеспечивающие "сумасшедшую производительность" - 20 тысяч операций в секунду.

Полуавтоматизм ввода данных в ЭВМ заключался в том, что перфокарты с ПУВДа регулярно перекладывались оператором в процессе их набивки в аппарат считывания ЭВМ, стоявший рядом. Это не удлиняло процесса ввода данных, так как он определялся периодом времени траекторных измерений, а оно имело продолжительность 3-5 минут. Однако выбор в то время такого метода ввода данных измерений существенно упрощал разработку новой аппаратуры. Две ЭВМ М-20 (для надежности) по заранее отлаженным программам производили обработку измерений и выдавали: параметры орбиты, данные целеуказаний, данные на ориентацию и на посадку, время существования спутника и решали другие задачи. Большое математическое обеспечение работ по обработке результатов измерений и управлению полетом спутника было разработано учеными НИИ МО и ИПМ АН СССР им. М.В. Келдыша. (В то время ОПМ Института математики им. В.А. Стеклова АН СССР).

Прием телеметрической информации происходил на НИПах с помощью доработанной телеметрической системы "Трал-Д". Ввиду отсутствия в стране в ту пору широкополосных линий связи оперативная обработка наиболее важных параметров, характеризующих работоспособность основных систем ИСЗ, проводилась на пунктах, и результаты по оперативному циркуляру передавались в КВЦ. Пленки с результатами научных измерений и исследований обрабатывались институтами Академии наук после их поступления спецпочтой. Синхронизация всех процессов измерений и точная привязка их результатов к всемирному времени (с учетом времени распространения радиоволн синхронизирующих сигналов) производилась существенно доработанной аппаратурой службы единого времени "Бамбук-Д". Эта аппаратура создавала и хранила на каждом НИПе точную шкалу всемирного времени, выдавала его в ПОЗУ и другие измерительные системы. Уход стабильных генераторов частоты с течением времени периодически проверялся и устранялся по сигналам единого времени, специально передаваемым для этой службы широковещательными радиостанциями страны.

Управление работой бортовой аппаратуры обеспечивалось с помощью командных радиостанций РВД разработки НИИ-648 МРП (главный конструктор Н.И. Белов), размещенных на каждом пункте.

Конечно, в изложении работ по ПИКу и первому командно-измерительному комплексу содержится много излишнего техницизма, но мне хотелось в этом воспоминании зафиксировать для истории большой труд смежных организаций в деле обеспечения эпохального события, прославившего нашу отчизну, тем более, что на фоне этих свершений их вклад был незаметен, их имена не упоминались. Кроме того, создание первого КИКа - это начало той большой работы и серьезного непосредственного участия Министерства обороны в деле развития отечественной ракетно-космической техники и управления полетами многочисленных космических систем.

Отработку средства КИКа начали проходить еще до запуска первого отечественного ИСЗ по пускам ракет дальнего действия при летно-конструкторских испытаниях. При обеспечении полета первого упрощенного ИСЗ 4 октября 1957 года командно-измерительный комплекс участвовал неполным составом. На спутнике не было телеметрической, командной аппаратуры и ответчика станции "Бинокль-Д". Орбита спутника тогда определялась по второй ступени ракеты-носителя Р-7, на которой стоял ответчик станции "Бинокль-Д". Дальнейшая эволюция орбиты спутника определялась с помощью метода, разработанного П.Е. Эльясбергом по номограммам. В запуске второго ИСЗ с собакой Лайкой, тоже упрощенного, подключались уже телеметрические станции "Трал" и простейшая система телевидения, построенная на радиолинии станции "Трал" (100 строк и 10 кадров в секунду). Только при запуске третьего геофизического ИСЗ, который состоялся 15 мая 1958 года, КИК использовался в штатной комплектации и полностью подтвердил свое соответствие заданным характеристикам. Окончательное и высочайшее признание командования он получил при испытательных пусках ракет. Об этом случае стоит рассказать.

Мы нештатно, для тренировок автоматической системы обработки траекторных измерений и определения орбиты, привлекали КИК к работе по ракетам, проходящим летные испытания. Как-то поздно вечером проходила такая работа. С полигона член Госкомиссии, наш сотрудник Г.С. Нариманов позвонил и спросил, не определяли ли мы случайно точку падения. Я ответил, что определяли, и у нас получился странный результат, который мы не можем объяснить: ракета упала недалеко от г. Читы.

- Не может быть,- отвечает Г.С. Нариманов. - Двигатель проработал положенное время, сам засекал. Однако в районе поля падения ее не наблюдали. Проверьте еще раз.

Проверили, все осталось по-прежнему. Дали им координаты. Утром по местному времени остатки ракеты нашли в указанном районе. На счастье, он оказался пустынным. По телеметрии выяснили, что ракета потеряла устойчивость и с работающим двигателем продолжала беспорядочный полет. Ее и занесло "не в ту степь". Тогда Маршал Неделин М.И. изумленно отметил:

- Мы здесь на полигоне следим за пусками, ответственно участвуем в летных испытаниях и ничего не знаем. А они сидят где-то под Москвой, в лесу, и знают о результатах стрельбы больше нашего. Вот это наука!.

С тех пор нашу тренировку сделали штатной работой при летно-конструкторских испытаниях межконтинентальных ракет, как предварительное оповещение о нормальной работе.

По результатам запуска первого ИСЗ все основные вышеупомянутые разработчики измерительных средств были удостоены почетного звания лауреатов Ленинской премии. В их числе был я и сотрудники НИИ МО П.А. Агаджанов, П.Э. Эльясберг, Г.С. Нариманов, А.В. Брыков, И.М. Яцунский, И.К. Бажинов, которые принимали активное творческое участие в решении этой задачи по созданию первого КИКа.

После запуска первых автоматических ИСЗ С.П. Королев начал штурм дальнего космоса. Началось создание автоматических космических станций для полетов к Луне, Марсу, Венере. В связи с этим стал также развиваться командно-измерительный комплекс. Создается силами НИИ-885 ГКРП многофункциональная радиотехническая система дальней связи, с помощью которой проводятся не только траекторные измерения, но и передается научная и служебная информация с борта станции, на борт - команды управления. Строятся дополнительные измерительные пункты в Крыму: временный - на горе Кошка и основные - близ города Евпатория и на Дальнем Востоке, в районе г. Уссурийск, - с большими антеннами.

В 1959 году выходит новое постановление правительства, опять по инициативе С.П. Королева, о запуске в космическое пространство на орбиту спутника Земли первого человека. Нам, НИИ МО, поручают разработать в 1960 году КИК для обеспечения полета человека. Доработка получилась серьезная. Дополнительно были созданы НИПы в районе городов Ленинграда, Симферополя, Тбилиси, Колпашево, Улан-Уде, Москвы. За основу была принята старая структура функционального взаимодействия и состав средств измерений и передачи информации. В состав КИК были включены вновь разработанные:

система радиосвязи с космонавтом "Заря" НИИ-695 (главный конструктор Ю.С. Быков), работающая в KB и УКВ диапазонах; простейшая телеметрическая система "Сигнал" для дублирования передачи особо важных данных (пульс, частота дыхания, время включения тормозной двигательной установки и др.); телевизионная система "Селигер-Трал-Д" разработки ВНИИТ ГКАТ и ОКБ МЭИ (главные конструкторы Н.А. Росселевич, А.Ф. Богомолов) для передачи изображения космонавта; информационно-логическое устройство (ИЛУ) с целью передачи расчетных установок для посадки его в заданном районе; серьезно переработанная командная радиолиния МРВ-2М.

Была создана новая спасательно-поисковая и эвакуационная служба, включающая 20 самолетов Ил-14, 10 вертолетов Ми-4, оборудованных пеленгационными приводными станциями "Приток", работающими по передатчикам-маркам системы "Пеленг", устанавливаемым на спускаемом аппарате (СА) и на скафандре космонавта. К пеленгации привлекались также штатные радиолокационные станции ПВО, стационарные KB пеленгаторы "Круг". Было создано семь парашютно-десантных групп из трех-четырех человек каждая в составе врача и специалистов для десантирования с самолетов на место посадки космонавта и оказания ему при необходимости помощи и организации связи с ним после посадки через самолет с КВЦ.

Для телеметрического контроля систем пилотируемого корабля на важных участках траектории, где происходили динамические операции (торможение, коррекции), были привлечены корабли ТОГЭ-4 и три больших корабля-сухогруза "Долинск", "Кегостров" и "Егорьевск", на которые устанавливались телеметрические приемные станции "Трал-Д". Корабли размещались в момент пуска в Атлантическом океане и Средиземном море. Расчет телеметрических станций передавал с них данные оперативной обработки о времени включения и продолжительности работы тормозной двигательной установки. Данные, как обычно, передавались с корабля кодом по открытой связи. Все указанные серьезные усовершенствования и развитие КИКа было реализовано также практически за год.

Отладка КИКа для обеспечения полета человека на космическом корабле происходила в благоприятных условиях. Был уже большой опыт работы по ИСЗ и космическим станциям, и регулярно проходили экспериментальные пуски пилотируемых космических кораблей "Восток" в беспилотном варианте и с животными с целью их летной отработки.

Для разрядки хочу привести два интересных случая, которые произошли в процессе подготовки к запуску Ю.А. Гагарина. Они очень ярко характеризуют атмосферу, царившую в то время.

В начале 1960 года состоялся очередной запуск корабля "Восток" с собакой на борту. Чтобы не раскрывать нашу подготовку к запуску в космос человека, все экспериментальные корабли снабжались системой подрыва, срабатывающей при нерегламентированном входе в атмосферу корабля при выводе его на орбиту и при сходе с нее. Дополнительно, в случае возможного ее отказа, имелся временник, который обеспечивал разнос корабля в клочья через 60 часов после его приземления. И вот при выводе этого корабля отказывает вторая ступень ракеты-носителя. По существу, решена судьба корабля и собачки, и все расходятся с КВЦ удрученные. Баллистики определяют место падения остатков. Оно приходится на реку Подкаменная Тунгуска, приблизительно в районе падения Тунгусского метеорита в 1909 году. Вдруг телефонный звонок с центра пеленгации КВ-станций "Круг". Три станции дают пеленг посадки корабля по радиотехнической аппаратуре "Пеленг". Невероятно. Однако прогнозируемая точка падения совпадает с полученной по данным пеленгации. Тогда решили, что отказала система подрыва, и через 60 часов должен наступить финал. Надо спасать собачку и корабль. Тут же приняли решение послать с Байконура самолет Ил-14 с 12-ю специалистами в Красноярск, откуда на другом самолете - к месту посадки корабля. На аэродроме сплошной туман, вылета не дают. Тогда экипаж с участниками взлетает с аэродрома без разрешения. Из города Куйбышева берут двух специалистов по системе подрыва, дают им на двоих большой самолет Ил-18. Их находят не сразу, они ушли отдыхать с чувством исполненного долга. Через КГБ их оперативно находят и сажают в самолет. Одновременно на специально выделенном самолете Ту-104 направляют из Ленинграда разработчиков подрывной аппаратуры. Все самолеты берут курс на Красноярск. В Красноярске эти три группы объединяются и летят на север, к месту посадки. Там очень короткое светлое время и мороз -45°С. С самолета обнаруживают цветной купол парашюта, и самолет садится на лыжах прямо на реку, не имея никаких данных о состоянии льда, а время идет, и его прошло более половины. Прибывшие к орбитальному кораблю обнаруживают, что корабль спустился штатно на парашюте. Крышка люка для выброса собачки со своим парашютом (по схеме Ю.А. Гагарина) сброшена, но собачка находится в корабле. Несмотря на 45-градусный мороз и двухсуточное пребывание в неподвижном заневоленном состоянии, она жива. Подопытные мыши застыли и стучат, как пельмени.

Причиной такому странному случаю посадки явилось перегорание кабеля, идущего от носителя к кораблю, и сварка ряда жил в непредвиденном сочетании. Это исключило подрыв, обеспечило штатное отделение корабля от третьей ступени и его спуск. Только изменился порядок выброса салазок с собачкой. Вначале сработал пороховой заряд, выбрасывающий салазки. Они уперлись в герметическую крышку корпуса корабля. Затем была отброшена крышка, т. е. с точностью до наоборот относительно штатного режима. Разминировали корабль. Оказалось, что и последняя 60-часовая команда подрывной системы тоже не должна была сработать - по той же невероятной причине. Сколько же энтузиастов, рискуя своей жизнью, мчались сломя голову на край света, в самую глухомань, чтобы спасти корабль и собачку! Все довольные вернулись обратно.

Второй случай опять с собачками: Белкой и Стрелкой. На завершающих этапах испытания корабля "Восток" осенью 1960 года запускались две собачки - Белка и Стрелка по полной штатной программе. К ним должна была быть выброшена десантная группа с самолета. Полет завершился успешно. Маршал Неделин М.И. лично с КВЦ держит связь с комендантом аэродрома, капитаном. Тот, в свою очередь, вел переговоры с летчиком самолета Ил-14, с которого была выброшена десантная группа. Маршал задает вопрос:

- Живы ли собачки?

- Должны быть живы,- отвечает капитан.

- Мне не нужны ваши умозаключения,- сердитым голосом отвечает Маршал. - Мне нужно точно знать, живы ли собачки?

- Десантники с земли дали три зеленых ракеты, которые означают, что все в порядке,- заявляет опять капитан.

- А мне надо точно знать, живы ли собачки. Мне докладывать в ЦК КПСС, и я не могу ошибаться. Может, они через час или через сутки сдохнут, а вашим десантникам кажется, что все в порядке. Почему не ввели четкий сигнал, живы ли собачки,- возмущается Маршал.

Такой раздраженный разговор длился более 10 минут, с разными вариациями и претензиями к капитану, хотя комендант аэродрома был ни в чем не виноват. Он был только передаточным звеном. Доклад "наверх" пошел только через два часа ожидания, пока Маршалу не позвонил С.П. Королев, к которому вертолетом уже были доставлены эти собачки. Как же была отработана система докладов верховному руководству, что даже большие руководители испытывали боязнь быть некомпетентными или небрежными в своих донесениях. Этот случай: "Живы ли собачки?" - мне вспоминался каждый раз, когда отдельные военные руководители легко и просто рассуждали о возможности реализации ответно-встречного ракетно-ядерного удара, не представляя себе в действительности, как будет приниматься решение на него по докладу отдельных лиц, не располагающих полной и абсолютно достоверной информацией о массированном ракетном нападении вероятного противника. Тут простая ошибка или результат провокации будут стоить нам гибели миллионов и миллионов человеческих жизней, а не нахмуренных бровей недовольного руководства.

И вот настал исторический день 12 апреля 1961 года. КИК подготовлен и полностью оттренирован. Перед ним поставлена особая задача - определить параметры орбиты через 10 минут после конца активного участка. Руководство считало, что в эфир сообщение о первом полете советского космонавта должно выйти через 25 минут после старта космического корабля и задолго до завершения одновит-кового орбитального полета. Иначе зарубежный мир может дискредитировать результаты и истолковать их как подлог. По этой же причине была скрыта истинная схема посадки первых космонавтов, а именно: катапультирование космонавта из корабля на высоте примерно 4 километра и дальнейший спуск и приземление на парашюте. Такая схема была выбрана из условия спасения космонавта в случае аварии или пожара при старте. В этом случае космонавт выбрасывался в сторону на специальную сетку, на безопасное расстояние, если полет еще не начался, или спасался в полете вначале активного участка траектории, когда позволяли еще скорость и высота. Тогда боялись, что спуск на парашюте космонавта может быть истолкован как аварийное приземление и рекорд не будет засчитан. Причины таким опасениям были, судя по недобросовестным сообщениям о гибели мифических отечественных космонавтов и интерпретации наших космических достижений.

Чтобы не терять времени на написание и передачу на радио и телевидение необходимых текстов сообщений, такие сообщения были подготовлены институтом, согласованы с С.П. Королевым и руководством заранее и уже находились на радио, телевидении и в ТАСС в запечатанных конвертах. В случае успешного выхода на орбиту Ю.А. Гагарина они по сигналу вскрывались, вписывались переданные по телефону параметры орбиты, и это событие становилось предметом международной гласности. К указанному пакету материалов о полете первого космонавта придавались еще два пакета - с проектами несчастливых сообщений. Короткое - на случай гибели космонавта при выводе его на орбиту или на старте. И второе - в случае невыхода на орбиту, но при нештатной посадке на какой-либо иностранной территории или в акваторию мирового океана. В нем содержалось обращение ко всем государствам, в частности к тому государству, на территории которого мог приземлиться космонавт, с просьбой оказать содействие в его розыске и возвращении. Сообщались также координаты и возможный район приземления или приводнения. При посадке в океан содержалась просьба всем судам и самолетам оказать помощь в скорейшем обнаружении находящегося на плаву спускаемого аппарата космического корабля, и давались частоты его радиомаяков в KB и УКВ диапазонах. Последние два варианта, к великой радости, не реализовались, и пакеты были собраны нашим институтом нераспечатанными и уничтожены. Их даже не сохранили для истории, поскольку тогда считалось неприличным не верить в свои успехи.

Весь мир восторженно встретил первый полет человека на космическом корабле по орбите вокруг Земли - Ю.А. Гагарина. Это принесло невиданное уважение Советскому Союзу и исключительный авторитет, как развитой космической державе. В адрес института поступали тысячи писем от советских граждан и граждан иностранных государств с выражением дружеских чувств, восхищением космическими достижениями и предложениями своих услуг, как космонавтов. Даже после полета собаки Лайки в адрес института приходили предложения стать космонавтом без возвращения на Землю, т. е. спасения. Было такое трогательное письмо от 18-летней девушки - жительницы ФРГ Вальтраут Кон. Она предлагала свою жизнь в интересах науки и готова была разделить участь Лайки. Пришло аналогичное письмо от жителя Украины Рябошапки. Он также изъявил желание лететь в космос без спасения. Но в заключение писал: "Маю жинку и трех детей, и прошу о них побеспокоиться".

Участники этого исторического события были щедро отмечены правительственными наградами. По итогам полета первого в мире космонавта мне было присвоено воинское звание - генерал-майора инженерно-технической службы и несколько позднее - высокое, почетное звание Героя Социалистического Труда. А в июле 1961 года решением Секретариата ЦК КПСС я был назначен директором НИИ-88 Госкомитета по оборонной технике, института, открывшего в 1946 году эпоху отечественной ракетной и космической техники, овеянного в свое время славой С.П. Королева, М.К. Янгеля, А.М. Исаева и других видных деятелей ракетостроения.