Шамиль — знаменитый вождь и объединитель горцев Дагестана и Чечни в их борьбе с русскими за независимость. Родился в селении Гимры около 1797 г., а по другим сведениям около 1799 г., от аварского узденя Денгау Мохаммеда. Одаренный блестящими природными способностями, он слушал лучших в Дагестане преподавателей грамматики, логики и риторики арабского языка и скоро стал считаться выдающимся ученым. Проповеди Кази-муллы (вернее — Гази-Мохаммеда), первого проповедника газавата — священной войны против русских, — увлекли Ш., который сделался сначала его учеником, а потом другом и ярым сторонником. Последователи нового учения, искавшего спасения души и очищения от грехов путем священной войны за веру против русских, назывались мюридами. Когда народ был достаточно фанатизирован и возбужден описаниями рая, с его гуриями, и обещанием полной независимости от каких бы то ни было властей, кроме Аллаха и его шариата (духовного закона, изложенного в Коране), Кази-мулла в течение 1827—29 гг. успел увлечь за собой Койсубу, Гумбет, Андию и др. мелкие общества по Аварскому и Андийскому Койсу, большую часть шамхальства Тарковского, кумыков и Аварии, кроме ее столицы Хунзаха, где пребывали аварские ханы. Рассчитывая, что власть его только тогда будет прочна в Дагестане, когда он окончательно овладеет Аварией, центром Дагестана, и ее столицей Хунзахом, Кази-мулла собрал 6000 человек и 4 февраля 1830 г. пошел с ними против ханши Паху-Бике. 12 февраля 1830 г. он двинулся на штурм Хунзаха, причем одной половиной ополчения командовал Гамзат-бек, будущий его преемник-имам, а другой — Ш., будущий 3-й имам Дагестана. Штурм был неудачен; Ш. вместе с Кази-муллой возвратился в Гимры. Сопровождая своего учителя в его походах, Ш. в 1832 г. был осажден русскими, под начальством барона Розена, в Гимрах. Ш. успел, хотя и страшно израненный, пробиться и спастись, тогда как Кази-мулла погиб, весь исколотый штыками. Смерть последнего, раны, полученные Шамилем во время осады Гимр, и господство Гамзат-бека, объявившего себя преемником Кази-муллы и имамом — все это держало Ш. на втором плане до смерти Гамзат-бека (7 или 19 сентября 1834 г.), главным сотрудником которого он был, собирая войска, добывая материальные средства и командуя экспедициями против русских и врагов имама. Узнав о смерти последнего, Ш. собрал партию самых отчаянных мюридов, бросился с ними в Новый Гоцатль, захватил там награбленные Гамзатом богатства и велел убить уцелевшего младшего сына Паху-Бике, единственного наследника Аварского ханства. Этим убийством Ш. окончательно устранил последнее препятствие к распространению власти имама, так как ханы Аварии были заинтересованы в том, чтобы в Дагестане не было единой сильной власти и потому действовали в союзе с русскими против Кази-муллы и Гамзат-бека.
25 лет Ш. властвовал над горцами Дагестана и Чечни, успешно борясь против огромных сил России. Менее религиозный, чем Кази-мулла, менее торопливый и опрометчивый, чем Гамзат-бек, Ш. обладал военным талантом, большими организаторскими способностями, выдержкой, настойчивостью, уменьем выбирать время для удара и помощников для исполнения своих предначертаний. Отличаясь твердой и непреклонной волей, он умел воодушевлять горцев, умел возбуждать их к самопожертвованию и к повиновению его власти, что было для них особенно тяжело и непривычно. Превосходя своих предшественников умом, он, подобно им, не разбирал средств для достижения своих целей.
Страх за будущее заставил аварцев сблизиться с русскими: аварский старшина Халиль-бек явился в Темир-Хан-Шуру и просил полковника Клюки фон Клюгенау назначить в Аварию законного правителя, чтобы она не попала опять в руки мюридов. Клюгенау двинулся к Гоцатлю. Ш. устроил завалы на левом берегу Аварского Койсу, намеревался действовать русским во фланг и тыл, но Клюгенау удалось перейти через реку, и Ш. должен был отступить внутрь Дагестана, где в это время произошли враждебные столкновения между претендентами на власть. Положение Ш. в эти первые годы было очень затруднительно: ряд поражений, понесенных горцами, поколебал их стремление к газавату и веру в торжество ислама над гяурами; одно за другим вольные общества изъявляли покорность и выдавали заложников; боясь разорения русскими, горские аулы неохотно принимали у себя мюридов. Весь 1835 год Ш. работал втайне, набирая приверженцев, фанатизируя толпу и оттесняя соперников или мирясь с ними. Русские дали ему усилиться, так как смотрели на него как на ничтожного искателя приключений. Ш. распускал слух, что трудится только над восстановлением чистоты мусульманского закона между непокорными обществами Дагестана, и выражал готовность покориться русскому правительству со всеми койсу-булинцами, если ему будет назначено особое содержание. Усыпляя таким образом русских, которые в это время особенно занялись постройкой укреплений по берегу Черного моря, чтобы отрезать черкесам возможность сноситься с турками, Ш., при содействии Ташав-хаджи, старался поднять чеченцев и уверить их, что большая часть нагорного Дагестана приняла уже шариат и подчинилась имаму. В апреле 1836 г. Ш., с партией в 2 тыс. человек, увещаниями и угрозами принудил койсу-булинцев и другие соседние общества к принятию его учения и к признанию его имамом. Командующий кавказским корпусом барон Розен, желая подорвать возрастающее влияние Ш., в июле 1836 г., послал генерал-майора Реута занять Унцукуль и, если возможно, Ашильту, местожительство Ш. Заняв Ирганай, генерал-майор Реут был встречен заявлениями покорности со стороны Унцукуля, старшины которого объяснили, что приняли шариат только уступая силе Ш. Реут не пошел после этого на Унцукуль и вернулся в Темир-Хан-Шуру, а Ш. стал всюду распространять слух, что русские боятся идти в глубь гор; затем, пользуясь нашим бездействием, он продолжал подчинять своей власти аварские селения. Для приобретения большего влияния среди населения Аварии Ш. женился на вдове бывшего имама Гамзат-бека и в конце этого года достиг того, что все свободные дагестанские общества от Чечни до Аварии, а также значительная часть аварцев и обществ, лежащих к югу от Аварии, признали его власть. В начале 1837 г. командующий корпусом поручил генерал-майору Фезе предпринять несколько экспедиций в разные части Чечни, что и было исполнено с успехом, но произвело ничтожное впечатление на горцев. Непрерывные нападения Ш. на аварские селения заставили управлявшего Аварским ханством Ахмет-хана Мехтулинского предложить русским занять столицу ханства — Хунзах. 28 мая 1837 г. генерал Фезе вступил в Хунзах и вслед за тем двинулся к селению Ашильта, близ которого, на неприступном утесе Ахульга, находилось семейство и все имущество имама. Сам Ш., с большой партией, находился в селении Талитле и старался отвлечь наше внимание от Ашильты, нападая на нас с разных сторон. Против него был выставлен отряд под начальством подполковника Бучкиева. Ш. пытался прорвать эту преграду и в ночь с 7 на 8 июня атаковал отряд Бучкиева, но после горячего боя принужден был отступить. 9 июня Ашильта была взята приступом и сожжена после отчаянного боя с 2 тыс. отборных фанатиков-мюридов, которые защищали каждую саклю, каждую улицу, а потом шесть раз бросались на наши войска, чтобы отбить Ашильту, но тщетно. 12 июня был взят штурмом и Ахульго. 5 июля генерал Фезе двинул войска на приступ Тилитла; повторились все ужасы ашильтинского погрома, когда одни не просили, а другие не давали пощады. Ш. увидел, что его дело проиграно, и выслал парламентера с выражением покорности. Генерал Фезе поддался на обман и вступил в переговоры, после чего Ш. и его товарищи выдали трех аманатов (заложников), в том числе племянника Ш., и присягнули в верности русскому императору. Упустив случай взять Ш. в плен, генерал Фезе затянул войну на 22 года, а заключив с ним мир, как с равной стороной, поднял его значение в глазах всего Дагестана и Чечни.
Положение Ш., тем не менее, было очень тяжело: с одной стороны, горцы были потрясены появлением русских в самом сердце самой недоступной части. Дагестана, а с другой — погром, произведенный русскими, смерть многих храбрых мюридов и потеря имущества подорвали их силы и на некоторое время убили их энергию. Скоро обстоятельства переменились. Волнения в Кубанской области и в южном Дагестане отвлекли большую часть наших войск на юг, вследствие чего Ш. мог оправиться от нанесенных ему ударов и вновь привлечь на свою сторону некоторые вольные общества, действуя на них то убеждением, то силой (конец 1838 г и начало 1839 г.). Возле разрушенного в аварскую экспедицию Ахульго он построил Новый Ахульго, куда и перенес свою резиденцию из Чирката. Ввиду возможности соединения всех горцев Дагестана под властью Ш., мы в течение зимы 1838—39 гг. подготовляли войска, обоз и припасы для экспедиции в глубь Дагестана. Необходимо было восстановить свободные сношения по всем нашим путям сообщения, которым теперь Ш. угрожал до такой степени, что для прикрытия наших транспортов между Темир-Хан-Шурой, Хунзахом и Внезапной приходилось назначать сильные колонны из всех родов оружия. Для действия против Ш. был назначен так называемый чеченский отряд генерал-адъютанта Граббе. Ш., со своей стороны, в феврале 1839 г. собрал в Чиркате вооруженную массу в 5000 человек, сильно укрепил селение Аргуани на пути из Салатавии в Ахульго, разрушил спуск с крутой горы Соук-Булах, а для отвлечения нашего внимания напал 4 мая на покорное нам селение Ирганай и увел жителей его в горы. В то же время преданный Шамилю Ташав-хаджи захватил селение Мискит на реке Аксай и возле него в урочище Ахмет-Тала построил укрепление, из которого он мог в любой момент напасть на Сунженскую линию или на Кумыкскую плоскость, а затем ударить нам в тыл, когда мы углубимся в горы при движении на Ахульго. Генерал-адъютант Граббе понял этот план и внезапным нападением взял и сжег укрепление возле Мискита, разрушил и сжег ряд аулов в Чечне, взял штурмом Саясани, опорный пункт Ташав-хаджи и 15 мая вернулся во Внезапную. 21 мая он вновь выступил оттуда. Возле селения Буртунай Ш. занял фланговую позицию на неприступных высотах, но обходное движение русских заставило его уйти в Чиркат, ополчение же его разошлось в разные стороны. Разрабатывая дорогу по головоломным высотам, Граббе поднялся на перевал Соук-Булах и 30 мая подошел к Аргуани, где засел Ш. с 16 тыс. человек, чтоб задержать движение русских. После отчаянного рукопашного боя в течение 12-ти часов, в котором горцы и русские понесли огромные потери (у горцев до 2 тыс. человек, у нас 641 человек), он покинул аул (1-го июня) и бежал в Новый Ахульго, где заперся с самыми преданными ему мюридами. Заняв Чиркат (5 июня), генерал Граббе 12 июня подступил к Ахульго. Десять недель продолжалась блокада Ахульго; Ш. свободно сносился с окрестными обществами, опять занял Чиркат и стал на наших сообщениях, беспокоя нас с двух сторон; отовсюду к нему стекались подкрепления; русские мало-помалу охватывались кольцом горских завалов. Помощь от самурского отряда генерала Головина вывела их из этого затруднения и позволила сомкнуть около Нового Ахульго кольцо наших батарей. Предвидя падение своей твердыни, Ш. пытался вступить в переговоры с генералом Граббе, требуя свободного пропуска из Ахульго, но получил отказ. 17 августа произошел приступ, во время которого Ш. опять пробовал вступить в переговоры, но без успеха: 21 августа приступ возобновился и после 2-дневного боя оба Ахульго были взяты, причем большая часть защитников погибла. Сам Ш. успел бежать, по дороге был ранен и скрылся через Салатау в Чечню, где поселился в Аргунском ущелье.
Впечатление от этого погрома было очень сильное; многие общества прислали аманатов и изъявили покорность; бывшие сподвижники Ш., в том числе Ташав-хаджа, задумали присвоить себе имамскую власть и набирали приверженцев, но ошиблись в своих расчетах: как из пепла феникс возродился Ш. и уже в 1840 г. вновь начал борьбу с русскими в Чечне, воспользовавшись недовольством горцев против наших приставов и против попыток отобрать у них оружие. Генерал Граббе считал Ш. безвредным беглецом и не заботился об его преследовании, чем тот и воспользовался, постепенно возвращая потерянное влияние. Недовольство чеченцев Ш. усилил ловко пущенным слухом, что русские намерены обратить горцев в крестьян и привлечь к отбыванию воинской повинности; горцы волновались и вспоминали о Ш., противопоставляя справедливость и мудрость его решений деятельности русских приставов. Чеченцы предложили ему стать во главе восстания; он согласился на это только после неоднократных просьб, взяв с них присягу и заложников из лучших семейств. По его приказу вся Малая Чечня и присунженские аулы стали вооружаться. Ш. постоянно тревожил нас набегами больших и малых партий, которые с такой быстротой переносились с места на место, избегая открытого боя с нашими войсками, что последние совершенно измучились, гоняясь за ними, а имам, пользуясь этим, нападал на остававшиеся без защиты покорные нам общества, подчинял их своей власти и переселял в горы. К концу мая Ш. собрал значительное ополчение. Малая Чечня вся опустела; ее население бросило свои дома, богатые земли и скрылось в дремучих лесах за Сунжей и в Черных горах. Генерал Галафеев двинулся (6 июля 1840 г.) в Малую Чечню, имел несколько горячих столкновений, между прочим, 11 июля на реке Валерике (в этой битве участвовал Лермонтов, описавший ее в чудном стихотворении), но, несмотря на огромные потери, особенно при Валерике, чеченцы не отступились от Ш. и охотно поступали в его ополчение, которое он теперь направил в северный Дагестан. Склонив на свою сторону гумбетовцев, андийцев и салатавцев и держа в руках выходы в богатую Шамхальскую равнину, Ш. собрал у Черкея ополчение в 10—12 тыс. человек против 700 человек русского войска. Наткнувшись на генерал-майора Клюки фон Клюгенау, 9-тысячное ополчение Ш. после упорных битв 10-го и 11-го июля отказалось от дальнейшего движения, вернулось в Черкей и потом частью было распущено Ш. по домам: он выжидал 6олее широкого движения в Дагестане. Уклоняясь от боя, собирал ополчение и волновал горцев слухами, будто русские заберут конных горцев и отошлют на службу в Варшаву. 14 сентября генерал Клюки фон Клюгенау удалось вызвать Ш. на бой под Гимрами: он был разбит наголову и бежал, Авария и Койсубу были спасены от разграбления и опустошения. Несмотря на это поражение, власть Ш. не была поколеблена в Чечне; ему подчинились все племена между Сунжей и Аварским Койсу, поклявшись не вступать ни в какие сношения с русскими; изменивший России Хаджи-Мурат перешел на его сторону (ноябрь 1840 г.) и взволновал Аварию. Ш. поселился в селении Дарго (в Ичкерии, при верховьях реки Аксай) и предпринял ряд наступательных действий. Конная партия наиба Ахверды-Магомы появилась 29 сентября 1840 г. под Моздоком и увела несколько человек в плен, в том числе семейство купца-армянина Улуханова, дочь которого, Анна, сделалась любимой женой Ш., под именем Шуанет. К концу 1840 г. Ш. был так силен, что командующий кавказким корпусом генерал Головин счел нужным вступить с ним в сношения, вызывая его на примирение с русскими. Это еще больше подняло значение имама среди горцев. В течение всей зимы 1840—1841 гг. шайки черкесов и чеченцев прорывались за Сулак и проникали даже до Тарков, угоняя скот и грабя под самой Темир-Хан-Шурой, сообщение которой с линией стало возможно только при сильном конвое. Ш. разорял аулы, пытавшиеся противиться его власти, уводил с собой в горы жен и детей и заставлял чеченцев выдавать своих дочерей замуж за лезгин, и наоборот, чтоб родством связать эти племена между собой. Особенно важно было для Ш. приобретение таких сотрудников, как Хаджи-Мурат, привлекший к нему Аварию, Кибит-Магома в южном Дагестане, очень влиятельный среди горцев, фанатик, храбрец и способный инженер-самоучка, и Джемая-эд-Дин, выдающийся проповедник. К апрелю 1841 г. Ш. повелевал почти всеми племенами нагорного Дагестана, кроме Койсубу. Зная, как важно для русских занятие Черкея, он укрепил все пути туда завалами и сам защищал их с чрезвычайным упорством, но после обхода их русскими с обоих флангов отступил в глубь Дагестана. 15 мая Черкей сдался генералу Фезе. Видя, что русские занялись постройкой укреплений и оставили его в покое, Ш. задумал завладеть Андалялом с неприступным Гунибом, где он рассчитывал устроить свою резиденцию, если бы русские вытеснили его из Дарго. Андалял был важен еще и тем, что жители его делали порох. В сентябри 1841 г. андаляльцы вошли в сношения с имамом; в наших руках остались только несколько небольших аулов. В начале зимы Ш. наводнил Дагестан своими шайками и отрезал нам сообщение с покоренными обществами и с нашими укреплениями. Генерал Клюки фон Клюгенау просил у корпусного командира присылки подкреплений, но последний, рассчитывая, что Ш. зимой прекратит свою деятельность, отложил это дело до весны. Между тем Ш. вовсе не бездействовал, а усиленно готовился к кампании будущего года, не давая измученным войскам нашим ни минуты покоя. Слава Ш. дошла до осетин и черкес, которые возлагали на него большие надежды. 20 февраля 1842 г. генерал Фезе взял приступом Гергебиль, 2 марта занял Чох без боя и 7 марта прибыл в Хунзах. В конце мая 1842 г. Ш. вторгся с 15-тысячным ополчением в Казикумух, но, разбитый 2 июня при Кюлюли князем Аргутинским-Долгоруким, быстро очистил Казикумухское ханство, вероятно, потому, что получил известие о движении большого отряда генерало Граббе на Дарго. Прошедши в 3 дня (30 и 31 мая и 1 июня) всего 22 версты и потеряв выбывшими из строя около 1800 человек, генерал Граббе вернулся назад, ничего не сделав. Эта неудача необыкновенно подняла дух горцев. С нашей стороны ряд укреплений по Сунже, затруднявших чеченцам нападения на станицы на левом берегу этой реки, был дополнен устройством укрепления при Сераль-юрте (1842 г.), а постройка укреплении на реке Ассе положила начало передовой чеченской линии.
Всю весну и лето 1843 г. Ш. употребил на организацию своего войска; когда горцы убрали хлеб, он перешел в наступление. 27 августа 1843 г., сделав переход в 70 верст, Ш. неожиданно появился перед Унцукульским укреплением, с 10 тыс. человек; на помощь укреплению, шел подполковник Веселицкий, с 500 человек, но, окруженный неприятелем, погиб со всем отрядом; 31 августа Унцукуль был взят, разрушен до основания, многие из его жителей казнены; из русского гарнизона были взяты в плен оставшиеся в живых 2 офицера и 58 солдат. Затем Ш. обратился против Аварии, где в Хунзахе засел генерал Клюки фон Клюгенау. Едва Ш. вступил в Аварию, как одно селение за другим стало сдаваться ему; несмотря на отчаянную защиту наших гарнизонов, он успел взять укрепление Белаханы (3 сентября), Максохскую башню (5 сентября), укрепление Цатаных (6—8 сентября), Ахальчи и Гоцатль; видя это, Авария отложилась от нас и жители Хунзаха удерживались от измены только присутствием войск. Такие успехи были возможны только потому, что силы наши были разбросаны на большом пространстве маленькими отрядами, которые помещались в небольших и плохо устроенных укреплениях. Ш. не торопился атаковать Хунзах, боясь одной неудачей погубить приобретенное победами. Во всем этом походе Ш. выказал талант выдающегося полководца. Предводительствуя толпами горцев, не знакомых еще с дисциплиной, своевольных и легко падавших духом при малейшей неудаче, он сумел в короткий срок подчинить их своей воле и внушить готовность идти на самые трудные предприятия. После неудачного нападения на укрепленную деревню Андрееву, Ш. обратил внимание на Гергебиль, который был плохо укреплен, а между тем имел огромное значение, защищая доступ из северного Дагестана в южный, и на башню Бурундук-кале, занятую только несколькими солдатами, тогда как она защищала сообщение Аварии с плоскостью. 28 октября 1843 г. толпы горцев, числом до 10 тыс., окружили Гергебиль, гарнизон которого составляли 306 человек Тифлисского полка, под начальством майора Шаганова (см.); после отчаянной обороны крепость была взята, гарнизон почти весь погиб, только немногие попались в плен (8 ноября). Падение Гергебиля было сигналом к восстанию койсу-булинских аулов по правому берегу Аварского Койсу, вследствие чего наши войска очистили Аварию. Темир-Хан-Шура была теперь совершенно изолирована; не решаясь напасть на нее, Ш. решил заморить ее голодом и напал на укрепление Низовое, где был склад съестных припасов. Несмотря на отчаянные приступы 6000 горцев, гарнизон выдержал все нападения их и был освобожден генералом Фрейтагом, который сжег припасы, заклепал пушки и отвел гарнизон в Кази-Юрт (17 ноября 1843 г.). Враждебное настроение населения заставило русских очистить Миатлинский блокгауз, потом Хунзах, гарнизон которого, под начальством Пассека, перешел в Зирани, где был осажден горцами. На помощь Пассеку двинулся генерал Гурко и 17 декабря выручил его из осады. К концу 1843 г. Ш. был полным господином Дагестана и Чечни; нам приходилось начинать дело их покорения с самого начала.
Занявшись организацией подвластных ему земель, Ш. разделил Чечню на 8 наибств и затем на тысячи, пятисотни, сотни и десятки. На обязанности наибов лежали распоряжения по вторжению мелких партий в наши пределы и наблюдение за всеми движениями русских войск. Значительные подкрепления, полученные русскими в 1844 г., дали им возможность взять и разорить Черкей и оттеснить Ш. с неприступной позиции у Буртуная (июнь 1844 г.). 22 августа начата была нами постройка на реке Аргун Воздвиженского укрепления, будущего центра Чеченской линии; горцы тщетно старались помешать постройке крепости, пали духом и перестали показываться. Даниель-бек, султан Элису, перешел в это время на сторону Ш., но генерал Шварц занял Элисуйское султанство, и измена султана не принесла Шамилю той пользы, на которую он рассчитывал. Власть Ш. все еще была очень крепка в Дагестане, особенно в южном и по левому берегу Сулака и Аварского Койсу. Он понимал, что главной его поддержкой является низший класс народа, а потому и старался всеми средствами привязать его к себе: с этой целью он учредил должность муртазеков, из людей бедных и бездомных, которые, получив от него власть и значение, были слепым орудием в его руках и строго наблюдали за исполнением его предписаний. В феврале 1845 г. Ш. занял торговый аул Чох и принудил к покорности соседние селения. Император Николай I приказал новому наместнику, графу Воронцову, взять резиденцию Ш., Дарго, хотя против этого восставали все авторитетные кавказские боевые генералы, как против бесполезной экспедиции. Экспедиция, предпринятая 31 мая 1845 г., заняла Дарго, брошенное и сожженное Ш., и вернулась 20 июля, потеряв 3531 человека без малейшей пользы. Ш. окружал нас во время этой экспедиции такой массой своих войск, что каждый вершок пути мы должны были завоевывать ценой крови; все дороги были испорчены, перекопаны и перегорожены десятками завалов и засек; все селения приходилось брать приступом или они доставались нам разрушенными и сожженными. Русские вынесли из даргинской экспедиции убеждение, что путь к владычеству в Дагестане идет через Чечню и что действовать нужно не набегами, а прорубанием дорог в лесах, основанием крепостей и заселением занятых мест русскими поселенцами. Это и было начато в том же 1845 г. Чтобы отвлечь наше внимание от событий в Дагестане, Ш. беспокоил нас в разных пунктах по Лезгинской линии; но разработка и укрепление Военно-Ахтынской дороги и здесь постепенно ограничивали поле его действий, сближая самурский отряд с лезгинским. Имея в виду вновь овладеть Даргинским округом, Ш. перенес свою столицу в Ведено, в Ичкерии. В октябре 1846 г., заняв сильную позицию при селении Кутеши, Ш. намеревался заманить наши войска, под начальством князя Бебутова, в это узкое ущелье, окружить их здесь, отрезать от всяких сообщений с другими нашими отрядами и разбить или заморить голодом. Наши войска неожиданно, ночью 15 октября, напали на Ш. и, несмотря на упорную и отчаянную защиту, разбили его наголову: он бежал, бросив множество значков, одну пушку и 21 зарядный ящик. С наступлением весны 1847 г. русские осадили Гергебиль, но, защищаемый отчаянными мюридами, искусно укрепленный, он отбился, поддержанный вовремя Ш. (1—8 июня 1847 г.). Начавшаяся в горах холера принудила обе стороны приостановить военные действия. 25 июля князь Воронцов осадил сильно укрепленный и снабженный большим гарнизоном аул Салты; Ш. послал на выручку осажденных своих лучших наибов (Хаджи-Мурата, Кибит-Магому и Даниель-бека), но неожиданным нападением наших войск они были разбиты и бежали с громадной потерей (7 августа). Ш. много раз пытался подать помощь Салтам, но успеха не имел. 14 сентября крепость была взята русскими. Постройкой укрепленных штаб-квартир в Чир-юрте, Ишкартах и Дешлагоре, охранявших равнину между рекой Сулак, Каспийским морем и Дербентом, и устройством укреплений при Ходжал-Махи и Цудахаре, положивших начало линии по Казикумыхскому Койсу, русские очень стеснили движения Ш., затруднив ему прорыв на равнину и заперев главнейшие проходы в средний Дагестан. К этому присоединилось недовольство народа, который, голодая, роптал, что вследствие постоянной войны нельзя засеять поля и заготовить для своих семейств пропитание на зиму; наибы ссорились между собой, обвиняли друг друга и доходили до доносов.
В январе 1848 г. Ш. собрал в Ведено наибов, главнейших старшин и духовных лиц и объявил им, что, не видя от народа помощи в своих предприятиях и усердия в военных действиях против русских, он слагает с себя звание имама. Собрание объявило, что оно не допустит этого, потому что в горах нет человека, более достойного носить звание имама; народ не только готов подчиниться требованиям Ш., но обязывается послушанием и его сыну, к которому после смерти отца должно перейти звание имама. 16 июля 1848 г. Гергебиль был взят русскими. Ш., со своей стороны, напал на укрепление Ахты, защищаемое всего 400 человеками под начальством полковника Рота, а мюридов, воодушевляемых личным присутствием имама, было не менее 12 тыс. Гарнизон защищался геройски и был спасен прибытием князя Аргутинского, разбившего скопища Ш. при селении Мескинджи на берегах реки Самур. Лезгинская линия была поднята нами на южные отроги Кавказа, чем мы отняли у горцев пастбища и заставили многих из них покориться или переселиться в наши пределы. Со стороны Чечни мы стали теснить непокорные нам общества, врезываясь в глубь гор передовой Чеченской линией, состоявшей пока только из укрепления Воздвиженского и Ачтоевского, с промежутком между ними в 42 версты. В конце 1847 и начале 1848 гг. в середине Малой Чечни было возведено укрепление на берегах реки Урус-Мартан между вышеназванными укреплениями, в 15 верстах от Воздвиженокого и в 27 верстах от Ачтоевското. Этим мы отняли у чеченцев богатую равнину, житницу страны. Население пало духом; одни покорились нам и переселились ближе к нашим укреплениям, другие ушли дальше в глубь гор. Со стороны Кумыкской плоскости мы оцепляли Дагестан двумя параллельными линиями укреплений. Зима 1848—49 гг. прошла спокойно. В апреле 1849 г. Хаджи-Мурат произвел неудачное нападение на Темир-Хан-Шуру. В июне мы подошли к Чоху и, найдя его отлично укрепленным, повели осаду по всем правилам инженерного искусства; но, видя громадные силы, собранные Ш. для отражения нашего приступа, князь Аргутинский-Долгоруков снял осаду. В зиму 1849—1850 гг. была прорублена громадная просека от укрепления Воздвиженского на Шалинскую поляну, главную житницу Большой Чечни и отчасти Нагорного Дагестана; для обеспечения другого пути туда же прорублена была дорога от Куринского укрепления через Качкалыковский хребет до спуска в долину Мичика. Малая Чечня в четыре летних экспедиции вся была захвачена нами. Чеченцы доведены были до отчаяния, негодовали на Ш., не скрывали своего желания освободиться от его власти и в 1850 г. в числе нескольких тысяч переселились в наши пределы. Попытки Ш. и его наибов проникнуть в наши пределы не имели успеха: они кончались отступлением горцев или даже полным их поражением (дела генерал-майора Слепцова у Цоки-юрта и Датыха, полковника Майделя и Бакланова на реке Мичике и в земле аухавцев, полковника Кишинского на Кутешинских высотах и др.). В 1851 г. политика вытеснения непокорных горцев с плоскостей и долин продолжалась, кольцо укреплений суживалось, число укрепленных пунктов увеличивалось. Экспедиция генерал-майора Козловского в Большую Чечню превратила эту местность, до реки Бассы, в безлесную равнину. В январе и феврале 1852 г. князь Барятинский совершил на глазах Ш. ряд отчаянных экспедиций в глубь Чечни. Ш. стянул все свои силы в Большую Чечню, где на берегах рек Гонсаула и Мичика вступил в горячий и упорный бой с князем Барятинским и генералом Баклановым, но, несмотря на громадный перевес в силах, был разбит несколько раз. В 1852 г. Ш., чтобы подогреть усердие чеченцев и ослепить их блестящим подвигом, решился наказать мирных чеченцев, живших около Грозной, за их уход к нам; но его замыслы были открыты, его охватили со всех сторон и из 2000 человек его ополчения многие пали под Грозной, а другие утонули в Сунже (17 сентября 1852 г.). Действия Ш. в Дагестане за эти годы заключались в рассылке партий, которые нападали на наши войска и на покорных нам горцев, но особого успеха не имели. Безнадежность борьбы сказалась в многочисленных переселениях в наши пределы и даже изменой наибов, в том числе Хаджи-Мурата. Большим ударом для Ш. в 1853 г. был захват нами долины Мичика и его притока Гонсоли, в которых жило очень многочисленное и преданное ему чеченское население, кормившее своим хлебом не только себя, но и Дагестан. Он собрал для обороны этого угла около 8 тыс. конницы и около 12 тыс. человек пехоты; все горы были укреплены бесчисленными завалами, искусно расположенными и сложенными, все возможные спуски и подъемы были испорчены до полной негодности для движения; но стремительные действия князя Барятинского и генерала Бакланова привели к полному поражению Ш. Он затих до тех пор, пока наш разрыв с Турцией не заставил встрепенуться всех мусульман Кавказа. Ш. распустил слух, что русские покинут Кавказ и тогда он, имам, оставшись полным господином, строго накажет тех, кто теперь же не перейдет на его сторону. 10 августа 1853 г. он выступил из Ведено, по дороге собрал ополчение в 15 тыс. человек и 25 августа занял селение Старые Закаталы, но, разбитый князем Орбелиани, который имел всего около 2 тыс. войска, ушел в горы. Несмотря на эту неудачу, население Кавказа, наэлектризованное муллами, готово было подняться против русских; но имам почему-то промедлил целую зиму и весну и только в конце июня 1854 г. спустился в Кахетию. Отбитый от селения Шильды, он захватил в Цинандали семью генерала Чавчавадзе и ушел, ограбив несколько селений. 3 октября 1854 г. он опять появился перед аулом Истису, но отчаянная оборона жителей селения и крошечного гарнизона редута задержала его, пока из Куринского укрепления не подоспел барон Николаи: войска Ш. были разбиты наголову и бежали в ближайшие леса.
В течение 1855 и 56 гг. Ш. был мало деятелен, а мы не имели возможности предпринять что-либо решительное, так как заняты были Восточной войной. С назначением главнокомандующим князя A. M. Барятинского (1856 г.) мы начали энергично продвигаться вперед, опять при помощи просек и возведения укреплений. В декабре 1856 г. огромная просека прорезала Большую Чечню в новом месте; чеченцы перестали слушаться наибов и придвинулись к нам. На реке Бассе в марте 1857 г. было возведено Шалинское укрепление, выдвинутое почти к подножию Черных гор, последнему убежищу непокорных чеченцев, и открывавшее кратчайший путь в Дагестан. Генерал Евдокимов проник в долину Аргуна вырубил здесь леса, сжег аулы, построил оборонительные башни и Аргунское укрепление и довел просеку до вершины Даргин-Дук, от которой недалеко до резиденции Ш., Ведено. Множество селений покорились русским. Чтоб удержать в своем повиновении хоть часть Чечни, Ш. оцепил оставшиеся ему верными аулы своими дагестанскими толпами и загонял жителей дальше в горы; но чеченцы уже потеряли в него веру и искали только удобного случая, чтоб избавиться от его ига. В июле 1858 г. генерал Евдокимов взял аул Шатой и занял всю Шатоевскую равнину; другой отряд проник в Дагестан со стороны Лезгинской линии. Ш. был отрезан от Кахетии; русские стали на вершинах гор, откуда могли в любую минуту спуститься в Дагестан по Аварскому Койсу. Чеченцы, тяготясь деспотизмом Ш., просили помощи у русских, выгоняли мюридов и свергали власти, поставленные Ш. Падение Шатоя так поразило Ш., что он, имея под ружьем массу войска, поспешно удалился, в Ведено. Агония власти Ш. началась с конца 1858 г. Допустив русских утвердиться беспрепятственно на Чанты-Аргуне, он сосредоточил большие силы по другому истоку Аргуна, Шаро-Аргуну, и потребовал поголовного вооружения чеченцев и дагестанцев. Его сын Кази-Магома занял ущелье реки Бассы, но был вытеснен оттуда в ноябре 1858 г. Аул Таузен, сильно укрепленный, был обойден нами с флангов. Наши войска не шли, как прежде, через дремучие леса, где Ш. был полный хозяин, а медленно двигались вперед, вырубая леса, проводя дороги, возводя укрепления. Для защиты Ведено Ш. стянул около 6—7 тыс. человек. Мы подошли к Ведено 8 февраля, взбираясь на горы и спускаясь с них по жидкой и липкой грязи, делая в час по 1/2 версты, со страшными усилиями. Любимый наиб Ш. Талгик перешел на нашу сторону; жители ближайших селений отказывали имаму в повиновении, так что он поручил защиту Ведено тавлинцам, а чеченцев увел подальше от русских, в глубь Ичкерии, откуда издал приказ, чтобы жители Большой Чечни переселились в горы. Чеченцы не исполнили этого приказа и явились к нам в лагерь с жалобами на Ш., с изъявлениями покорности и с просьбой о защите. Генерал Евдокимов исполнил их желание и для охраны переселяющихся в наши пределы отправил отряд графа Ностица на реку Хулхулау. Для отвлечения сил неприятеля от Ведено командующий в Прикаспийской части Дагестана, барон Врангель, начал военные действия против Ичкерии, где сидел теперь Ш. Подойдя рядом траншей к Ведено, генерал Евдокимов 1 апреля 1859 г. взял его штурмом и разрушил до основания. Целый ряд обществ отпал от Ш. и перешел на нашу сторону. Ш., однако, все еще не терял надежды и, появившись в Ичичале, собирал новое ополчение. Главный наш отряд свободно шел вперед, обходя неприятельские укрепления и позиции, которые вследствие этого оставлялись неприятелем без боя; встречавшиеся по пути селения покорялись нам тоже без боя; с жителями велено было везде обходиться мирно, о чем скоро узнали все горцы и еще охотней стали отпадать от Ш., который удалился в Андалял и укрепился на горе Гуниб. 22 июля отряд барона Врангеля появился на берегу Аварского Койсу, после чего аварцы и другие племена изъявили покорность русским. 28 июля к барону Врангелю явилась депутация от Кибит-Магомы, с объявлением, что он задержал тестя и учителя Ш., Джемаль-эд-Дина, и одного из главных проповедников мюридизма, Аслана. 2 августа Даниель-бек сдал барону Врангелю свою резиденцию Ириб и аул Дусрек, а 7 августа сам явился к князю Барятинскому, был прощен и возвращен в бывшие свои владения, где занялся водворением спокойствия и порядка среди покорившихся русским обществ. Примирительное настроение в такой степени охватило Дагестан, что в середине августа главнокомандующий беспрепятственно проехал через всю Аварию в сопровождении одних аварцев и койсу-булинцев до самого Гуниба. Войска наши окружили Гуниб со всех сторон; Ш. заперся там с небольшим отрядом (400 человек, считая и жителей селения). Барон Врангель от имени главнокомандующего предложил Ш. покориться Государю, который разрешит ему свободный выезд в Мекку, с обязательством избрать ее своим постоянным местопребыванием; Ш. отклонил это предложение. 25 августа апшеронцы поднялись по отвесным скатам Гуниба, перекололи отчаянно защищавших завалы мюридов и подошли к самому аулу (в 8 верстах от места, где они взобрались на гору), куда к этому времени собрались и другие войска. Шамилю пригрозили немедленным штурмом; он решился сдаться и был отведен к главнокомандующему, который принял его ласково и отправил, вместе с семьей, в Россию. После приема в Петербурге императором ему отведена была для жительства Калуга, где он пробыл до 1870 г., с коротким пребыванием в конце этого времени в Киеве; в 1870 г. он был отпущен на жительство в Мекку, где и скончался в марте 1871 г.
Соединив под своей властью все общества и племена Чечни и Дагестана, Ш. был не только имамом, духовным главой своих последователей, но и политическим властителем. Опираясь на учение ислама о спасении души войной с неверными, стараясь объединить разрозненные народы восточного Кавказа на почве мохаммеданства, Ш. хотел подчинить их духовенству, как общепризнанному авторитету в делах неба и земли. Чтобы достигнуть этой цели, он стремился к упразднению всех властей; порядков и учреждений, основанных на вековых обычаях, на адате; основой жизни горцев, как частной, так и общественной, он сделал шариат, т. е. ту часть Корана, где изложены гражданские и уголовные постановления. Вследствие этого власть должна была перейти в руки духовенства; суд перешел из рук выборных светских судей в руки кадиев, толкователей шариата. Связав исламом, как цементом, все дикие и вольные общества Дагестана, Ш. отдал управление в руки духовных и при их помощи установил единую и неограниченную власть в этих некогда свободных странах, а чтоб им легче было выносить его иго, указывал на две великие цели, которых горцы, повинуясь ему, могут достигнуть: спасение души и сохранение независимости от русских. Время Ш. называлось у горцев временем шариата, его падение — падением шариата, так как сейчас же после того везде возродились старинные учреждения, старинные выборные власти и решение дел по обычаю, т. е. по адату. Вся подчиненная Ш. страна была разделена на округа, из которых каждый находился под управлением наиба, имевшего военно-административную власть. Для суда в каждом наибстве был муфтий, назначавший кадиев. Наибам было запрещено решать шариатские дела, подведомственные муфтию или кадиям. Каждые четыре наибства сначала подчинялись мудиру, но от этого установления Ш. в последнее десятилетие своего господства принужден был отказаться, вследствие постоянных распрей между мудирами и наибами. Помощниками наибов были мюриды, которым, как испытанным в мужестве и преданности священной войне (газавату), поручали исполнять более важные дела. Число мюридов было неопределенное, но 120 из них, под начальством юзбаши (сотника), составляли почетную стражу Ш., находились при нем безотлучно и сопровождали его во всех поездках. Должностные лица были обязаны беспрекословным повиновением имаму; за ослушание и проступки их подвергали выговору, разжалованию, аресту и наказанию плетьми, от которого были избавлены мудиры и наибы. Военную службу обязаны были нести все способные носить оружие; они делились на десятки и сотни, бывшие под начальством десятских и сотских, подчиненных в свою очередь наибам. В последнее десятилетие своей деятельности Ш. завел полки в 1000 человек, делившиеся на 2 пятисотенных, 10 сотенных и 100 отрядов по 10 человек, с соответственными командирами. Некоторые селения, в виде исключения, были избавлены от военной повинности, но обязаны были за то доставлять серу, селитру, соль и т. п. Самое большое войско Ш. не превышало 60 тыс. человек. В 1842—43 гг. Ш. завел артиллерию, частью из брошенных нами или отнятых у нас пушек, частью из приготовленных на собственном его заводе в Ведено, где было отлито около 50 орудий, из которых годных оказалось не более четверти. Порох изготовлялся в Унцукуле, Гунибе и Ведено. Учителями горцев в артиллерийском, инженерном и строевом деле часто были беглые солдаты, которых Ш. ласкал и одарял. Государственная казна Ш. составлялась из доходов случайных и постоянных; первые доставлялись грабежом, вторые состояли из зекята — установленного шариатом сбора десятой части дохода с хлеба, овец и денег, и хараджа — подати с горных пастбищ и с некоторых селений, плативших такую же подать ханам. Точная цифра доходов имама неизвестна.
См. «Кавказский Сборник» (21 т.); Н. Ф. Дубровин, «История войны и владычества русских на Кавказе» (6 т.); его же, «Кавказская война при Николае I и Александре»; Е. Вейденбаум, «Путеводитель по Кавказу» (Тифлис, 1888). Более подробная библиография по истории Ш. — у Миансарова, «Библиография Кавказа».