Уильям Шекспир «Сонет 87»

О трудностях перевода «очень простого» стихотворения

В этом сонете нет чисто стиховых загадок (англо-латинских компаундов, например), как во многих других сонетах, которые из-за них непереводимы в принципе. Загадка тут одна — кто это написал, кому и о ком. Или о чём. Александр Скальв считает, что в сонете 87 речь идёт о стихах*, Сергей Степанов же полагает, что граф Рэтленд (автор сонета) «разыгрывает» здесь перед своей женой Елизаветой сцену «разрыва».** Мне кажется (и это же следует из нижеприведённого перевода Козаровецкого), что Степанов тут ошибается, и это не Рэтленд пишет жене, а она ему (из оригинала нельзя сделать однозначный вывод, а она вполне могла в шутку назвать себя королём). В этом случае доля розыгрыша становится заметно меньше. Возможно, произошла небольшая размолвка. Но для перевода сонет сложен просто в силу запутанности ситуации.

Лучший способ объяснить, в чём там дело, — дать прозаический перевод. Вот этот перевод, сделанный Владимиром Козаровецким, одним из тех, кто перевёл все 154 сонета (в стихах, разумеется). Это не дословный перевод, например, очень важное слово «король» (оно говорит о ценности дара) в нём отсутствует.

Прощай! Твоя любовь была мне слишком дорога, чтобы мне владеть тобой, и, весьма возможно, ты знаешь себе истинную цену: привилегия твоей высокой цены и даёт тебе свободу, тем более что моя доля в тебе была ограничена; да и как я могу обладать даже этой малостью, как [правильнее «если» (примечание моё)] не в качестве твоего подарка, и чем мне удалось заслужить право на такое богатство? Поскольку оснований для такого прекрасного подарка во мне нет, патент на владение подаренной мне доли должен быть возвращён. Всё-таки, видимо, тебе, даря себя мне, и в голову не приходило, какова твоя ценность, — или тебе довелось ошибиться во мне; теперь же, при новом, более правильном подходе, твой дар, увеличившись на сумму имевшей место недооценки, возвращается обратно.

Похоже на постановление арбитражного суда, а суду эмоции противопоказаны (король он, видите ли!). И изложить это в стихах (в 14 строках!) на первый взгляд не представляется возможным.

Вот что получилось у Андрея Ставцева:

Прощай, тобой владеть как ценным кладом

Я недостоин, цену знаешь ты,

Свободен путь, меня не будет рядом,

Мои права — ничтожные мечты.

Владеть тобой без твоего участья

Я не смогу, ничем не заслужив

Свободный дар любви. Патент на счастье

Владенья обнулён — поскольку лжив.

Себя даря и ценности не зная

Таких даров, так ошибясь со мной,

Теперь вернее судишь прозревая, —

Подарок возвращается домой.

Тобой владев, я спал и мнил — король я!

Проснулся нищий, отрезвлённый болью.

В целом перевод неплох, и, что речь здесь идёт о стихах, — ну очень сомнительно. Но сомнительно также и то, что всё это говорится всерьёз. Если принять гипотезу Степанова о двойном авторстве сонетов, то в супружеской паре Роджер Мэннерс — Елизавета Сидни лидером был конечно же граф. Получается, что предположение Степанова о розыгрыше имеет основания. Розыгрыш, т. к. в реальности всё было наоборот — не она ему была подарком, а он ей, и оба это понимали.

По переводу Ставцева у меня есть только два существенных замечания. Переводя такого мастера словотворчества («логодедала») как Шекспир, надо особенно бережно обращаться с собственным языком, соблюдать правила, не уродовать слова без крайней необходимости и смысла. Строка «Тобой владев, я спал и мнил — король я!» просто глаз режет. Не только двумя «я» (почему бы не написать «Тобой владея, спал и мнил — король я!»). Вообще надо поменьше якать без крайней нужды. Но, главное, это деепричастие «владея». Форма «владев» не употребляется (ср. потев, жалев, желав, гнив, валяв и пр.). Правильно — владея, жалея, желая, гния, валяя и т. п.). Ситуация меняется при наличии приставки (пожалев, овладев, вспотев, сгнив, поваляв); так язык устроен (всё дело в виде глагола — совершенный он или несовершенный), и его надо чувствовать, тогда и правила можно не помнить (это не всегда работает, но довольно часто).

При переводе таких сложных стихотворений с гораздо более краткого английского языка, важно не затемнить смысл, стараясь сохранить форму. Этим и страдают многие переводы сонетов Шекспира. Андрею удалось смысл не потерять. Кто кому там возвращает дар любви до конца не ясно даже из подстрочника. И не зря не ясно — такого в действительности и не было, они любили друг друга до самой смерти.

В своей пародии на перевод Андрея за смыслом я не очень следил. Главной моей целью было показать, что правила лучше соблюдать, чем наоборот.

Я был ли прав, себя жалев

(Конечно прав, отнюдь не лев),

Когда я мнил, тобой владев,

Что мне других не надо дев?

Теперь творя, едя иль пья,

Чешась об угол, как свинья,

Иль деньги пряча от ворья,

Дев не желаю вовсе я.

На счастье обнулён патент

И я, к несчастью, импотент.

Пусть я ещё интеллигент,

Но прерван мой ангажемент.

И не желав уж больше девок,

Я не ходок теперь налево.

*) Не он один так думает. Два русскоязычных американца, Владимир Гандельсман и Анатолий Либерман (каждый перевёл все сонеты), считают, что речь идёт о поэтическом даре одного поэта, который незаслуженно приписывается другому, и это недоразумение должно быть исправлено. Но актёр Уильям Шакспер не мог написать ничего подобного, обращаясь к истинному автору сонетов. Это мог сделать только кто-то равный по происхождению, а таких людей с сопоставимым талантом рядом с графом Рэтлендом как будто не было.

Но это отдельная и очень сложная тема.

**) Подробнее см. С. Степанов «Шекспировы сонеты, или Игра в игре» СПб, Амфора, 2003;

Александр Скальв «Сонеты. За кулисами сонетов Шекспира». Новосибирск, 2015 г.

Степанов и Ставцев перевели так, как если бы это мужчина пишет женщине.